Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана. Рене Груссе

империя уйгуров

      Мятеж, едва не свергнувший династию Тан, возглавил кондотьер-кидань, то есть монгол, на китайской службе, по имени Ань Лушань. Этот авантюрист последовательно захватил обе китайские столицы: Лоян (755) и Чанъан, тогда как император Сюань-цзун бежал в Сычуань. Сын Сюань-цзуна, император Су-дзун (756-62), попытался отвоевать свои владения. Он обратился за помощью к тюркам-уйгурам, в то время владыкам Монголии[73].

      Мы уже знаем, что в 744 г. тюрки-уйгуры сменили в Монголии восточных тукю. Уйгурский каган, называемый китайцами Мояньчо, или Ко-ло каган (745–759), откликнулся на просьбу императора Су-дзуна. В благодарность ему отдали в жены китайскую принцессу. Уйгурское войско, пришедшее из Монголии, стало действовать совместно с императорскими войсками и серьезно помогло им в возвращении захваченного мятежниками города Лоян (757). Император Су-дзун осыпал уйгурских вождей благодарностями и титулами и, перед их отъездом на родину, пообещал ежегодный подарок в 20 000 штук шелка. Но гражданская война в Китае не закончилась. Трону династии Тан угрожали новые мятежники. Преемник Мояньчо, новый уйгурский каган, называемый по-китайски Ден-ли Моу-ю (759–780), обманутый посланцами мятежников, поначалу решил воспользоваться трудностями Танов[74]. Он даже выступил с войском в поход на Китай с намерением действовать заодно с мятежниками, но в пути один ловкий китайский дипломат убедил его переменить решение, и он вновь стал союзником империи, отбил для нее у мятежников Лоян (20 ноября 762 г.). Впрочем, он добросовестно разграбил город. Хотя он, несомненно, спас династию Тан, но оставался несколько стеснительным покровителем и весьма опасным союзником. Наконец, в марте 763 г. он возвратился в Монголию.

      Продолжительное пребывание уйгурского кагана в Лояне имело важные последствия в духовной жизни. Он познакомился там с манихейскими миссионерами, очевидно согдийского происхождения, которых увез с собой в Монголию и которые обратили его в манихейство. Эта древняя персидская религия, рожденная из странного маздеитско-христианского синкретизма, преследовавшаяся арабами в Ираке и Иране, воспользовалась неожиданным подарком судьбы: обратить в свою веру уйгурскую империю, находившуюся в тот момент в зените своего могущества, властительницу Монголии, союзницу Китая. Манихейство даже стало государственной религией уйгуров. Тот же самый каган, что правил в 759–780 гг., назван в Карабалгасунской надписи «эманацией Мани», zahag i Manî. Высокопоставленный манихейский священник, му-чэ (китайская транскрипция титула можак на согдийском и може на пехлеви), поселился в стране уйгуров в качестве главы новой государственной церкви. Скоро манихейское духовенство приобрело большое политическое влияние. Китайский текст того периода говорит нам, что «уйгуры всегда обсуждают с манихеями государственные дела».

      При следующих каганах уйгурская империя оставалась доминирующей державой Центральной Азии. Алп Кутлуг, которого китайцы называют Хо Ко-ту-лу (780–789),

73

Хотанский царь Вэй-чэ Шэн (из династии Вэй-чэ) также прибыл со своим войском, чтобы помочь Танам против мятежников.

74

В манихейском фрагменте Карабалгасунской надписи, датируемой приблизительно 820 г., имя этого кагана сопровождается целой серией эпитетов: «Улуг илиг (великий царь), тенгрида кут булмыш (от Неба получивший величие), эрдеин иль тутмыш (по своим заслугам владеющий царством), алп (героический), кутлуг (величественный), кюлюг (славный), бильге (мудрый)».