Галактический протекторат. Вадим Попов

взгляд на Даньку. – Уже поздно… Вы забронировали номер в гостинице?

      Данька качнул головой.

      – Предлагаю вам заночевать у меня, – сказал Уршир.

      – А вас это… ну, не стеснит?..

      – Вы мне нисколько не помешаете. Напротив, мы сможем продолжить беседу. Общая картина мне понятна, но… хотелось бы еще о многом вас расспросить.

      После краткого колебания Данька кивнул.

      – Благодарю за гостеприимство.

      Ярранец стукнул пальцем по кнопке вызова транспорта на столе, и они вышли на улицу.

3

      В районе космопорта толпа остроухих ярранцев была изрядно разбавлена туристами самых разных рас, от пунцовых до черноты ирканцев до покрытых блестящей, похожей на зеленоватую змеиную чешую, кожей джиттарцев, от полных, смахивающих на лупоглазых жуков, хихасцев до словно свитых из канатов тощих подвижных турскеров. Но больше всего, помимо аборигенов, тут было людей.

      «И ни одного берка… – подумал Данька. – Уж сколько лет после конфликта прошло, а до сих пор на свои планеты берков не пускают. Упрямые. И как назвались нашими побратимами – так и стоят на своем, сколько бы сложностей в галактической политике это им не приносило. Ярранцы всё помнят… неудобное качество для политика… и для врага. А у настоящего друга должна быть хорошая память».

      Транспортная кабина уже ждала их возле тротуара. Уршир и Данька устроились на сидениях и закрытая с четырех сторон и сверху прозрачными листами стеклопластика платформа с двумя креслами, взмыла в воздух. Когда транспортная система подключилась к инфобраслету ярранца, тот произнес только одно слово – «Домой». Кабина вильнула в сторону и вверх, прилепилась к вытянувшейся гуськом стайке таких же кабин и вместе с ними, ускоряясь, принялась набирать высоту.

      … И в этот момент на Даньку обрушилась тьма. Сначала зрелище города, распростертого как звезда между полями с похожими на насекомых фигурами уборочных механизмов и гривой ярранских джунглей на горизонте, поплыло, словно картинка на кубе неисправного объемника. Потом голос Уршира обрел странные обертона, постепенно превратившись в потерявшее всякий смысл завывание. Душная черно-красная завеса из дыма и огня, напомнившая Даньке старинную бабушкину шаль, внезапно закрыла собой весь мир, а воздух в транспортной кабине словно иссяк. В мозг выплеснулось кипящее месиво боли и ненависти, вопившее на разные голоса.

      Мир прекратил существование.

      Ничего больше не было.

      …Только клубилось дымное багровое месиво, забивая ноздри гарью.

      …Только с треском плавился камень, с грохотом разверзалась земля, кричали сжигаемые заживо и раздираемые на части.

      …Только вставало багровым заревым полотнищем необъятное пламя боли, выше которого была только его ярость.

      …Черные тени скользили по ненавистным оранжевым стенам барака.

      …Издевательски хохотали люди в форме.

      … На освещенном алыми отблесками лице в нимбе из черной крови, расплывавшейся по грязному холсту бетонного пола, гасла жизнь.

      Он