Российское время. Георгий Панкратов

запах, даже скелет в углу и эта картинка, знакомая с детства: организм человека в разрезе – на белой стене. Как делается укол или анализ крови какой-нибудь, как говорится: «Скажи «а»! Покажи язык».

      Артур уже был спокоен, когда уточнял подробности. Саму новость узнал раньше, потом его оставили одного. И плакал, и бил кулаком о стену, и сознание терял, и искусал в кровь губы. Сидел в исступлении, пытаясь начать думать. Пил успокоительные. Снова плакал, снова бил кулаком.

      После того митинга жизнь сильно не изменилась. Ну, пришло озарение, и пришло. Было над чем подумать, пока залечивал раны, пока приходил в себя. Но жизнь всё равно забрала своё. Студенческие будни – нехватка денег, вечный поиск работы с переменным успехом, влюблённости, острая нехватка развлечений, впечатлений. Хоть и говорили, что студенчество – самое яркое время. Не получилось с яркостью. Сессии, экзамены, курсовые. Пересдачи, опять сессии. Диплом, госэкзамен, работа. И вот она, взрослая жизнь. Основной идеей стало выжить, вытянуть свою лямку – и хотелось бы, чтоб были другие, но для других не хватало ни сил, ни времени. Иногда железная хватка, сдавившая однажды горло, давала слабину, и он предавался радости. Пьянство, разврат, что ещё?

      – Гедонист, наделённый отменным пищеварением и глухой к изначальному трагизму бытия, – сказала однажды жена, читая какую-то книжку. Потом отложила и посмотрела так на него. – Артур, это же про тебя!

      «Может быть», – думал он. Хотя слово «гедонист» вызывало усмешку. Какой из него, замученного, гедонист?

      Та жена прожила с ним недолго. А другой не появлялось. Работа-машина-дом, компании, вялый отдых. Обзаводился, вроде, связями, деньгами, прожитыми годами. Скоро предстояло менять паспорт – последний раз в жизни, думал с усмешкой. Так докатился и до этого дня, до этого стола и этой лампы в тишине. А от той усмешки не осталось и следа.

      Гулял по лесу на праздники, подцепил клеща. Не сразу заметил, а когда заметил, то долго ворчал: «Ссука, выходной испорчен!». Идти в клинику не хотелось – Артур ненавидел врачей, больницы. Подумал: может, утром, перед работой? Но к вечеру взял озноб, он полез в Интернет и стал читать про клещей: «Чего здесь только не пишут!». Но всё-таки испугался, решил поехать.

      Редкий случай, очень редкий, объяснял потом врач, качая головой. Редкий – но меткий, понял Артур: смертельный. Он не верил. Отказывался верить. И вправду, кто вот так сходу способен поверить, что можно умереть от укуса какого-то там клеща? Да не сразу, а через три дня. Но, что называется, с гарантией.

      – Ничего нельзя сделать? – кричал Артур. – Ничего? Ничего?

      Ему было страшно. И ещё не отпускало странное ощущение: если вот так умереть, как говорит врач, через три дня – глупо, то зачем была вся жизнь? Для чего? Ведь жизнь должна иметь объяснение, а он не дожил ещё до объяснения! Так разве же он может умереть?

      «Всё случится незаметно, – успокаивал врач, – ну, может, прихватит…» Все три дня можно жить обычной жизнью, говорил он. Ну, может, лёгкий озноб будет. Не более. Затем он развел