Идеальная афера. Николай Леонов

надеюсь, доживешь до девяноста. Хотя он у Липкина всегда был не сахар. Но это ты еще лучше придумал, молодец! Позвоню, конечно, позвоню, подольщусь и мелким бесом рассыплюсь, как мне самому-то в голову не пришло? Нет, вы только представьте, когда я совсем зеленым юнцом в органы попал, ему уже за сорок перевалило, бож-же мой, ведь словно вчера... Думаю, что согласится Семен Семенович помочь, проконсультирует тебя, он ко мне всегда хорошо относился. Ладно, друзья мои, на сегодня наши посиделки окончены, давайте по домам и думайте, думайте, думайте! Знаю, что пока не о чем особо, материала нету, но вы все же шевелите извилинами, вдруг чего нашевелите? А я прямо сейчас на Светлораднецк выходить начну, пора мне познакомиться непосредственно с генералом Беззубовым, как-никак в одних чинах. Э-э! Постойте! – остановил Орлов распрощавшихся с ним сыщиков уже почти у двери кабинета. – Помогите китель с клетки снять, мне одному, гм-м... не справиться.

      – Да-а? Не справиться, значит? – ехидно переспросил Крячко, подходя к канарейкиному узилищу, а затем добавил обвиняющим тоном: – Врешь ты все, господин генерал! Ты ее боишься!

      – Ну, боюсь, – легко согласился Орлов. – Никогда я с такими птахами дела не имел, господь знает, что там у нее на уме. То надрывалась, как ледокол в тумане, а теперь чего-то молчит. Может, она там уже померла от страху в темноте, или меня сейчас до смерти перепугается, или... еще чего. Оправдывайся потом перед Верочкой! А ты, Станислав, вроде как в канарейках большой дока... Давайте вы сами, а? Я лучше в сторонке постою.

      – Вот сейчас, – продолжал издеваться безжалостный Стас, расстегивая китель, – перегрызет этот кондор у клетки прутья...

      – Вцепится в господина генерала когтищами, – подхватил Гуров, вручая Орлову его парадную фуражку, – и утащит. Вон, кстати, форточка открыта!

      Желтенький «кондор» не собирался грызть прутья. Птичка задорно посмотрела на трех сыщиков блестящими черными бусинками глаз, забавно склоняя головку то в одну, то в другую сторону, после чего разразилась таким могучим тремоло пополам с форшлагами, что сразу стало ясно: помирать со страху она не собирается.

      Вспомнив эту милую сценку, Лев хмыкнул и подумал, что, по большому счету, Верочкина идея себя оправдала: сложный был разговор, работа предстоит очень непростая, муторная, а посмотрели они на милую птаху, улыбнулись – ей-богу, куда легче стало на душе! Гуров не заметил – так всегда бывало, когда на ходу он интенсивно размышлял, – что уже дошел до углового супермаркета, еще один поворот, затем под арку, вот он и дома. «Слава небесам, спектакля у Маши сегодня нет, значит, поужинаем вкусно, поговорим». Она, конечно, не обрадуется тому, что Лев опять уезжает бог весть насколько, причем отнюдь не в санаторий. Вздохнет, даже поворчит для вида, сетуя на суровую долю жены грозы бандитов, но затем улыбнется ласково. Да, она привыкла, хоть трудно привыкнуть к тому, что близкий человек чуть ли не постоянно рискует, порой – жизнью. Но Мария Строева знала, за кого выходила замуж.

      Что поделаешь,