Не ее дочь. Риа Фрай

на минимальной громкости, чтобы было слышно навигатор. А когда приходит осознание, что я натворила, руки на руле начинают дрожать. Меня могут арестовать. Я могу оказаться в тюрьме до конца дней. Какого хрена я это учудила? Я стряхиваю с себя беспокойство и фокусируюсь на ближайших задачах: благополучно добраться домой, привезти ее.

      Час растягивается – мы попадаем в пробку на окраине города. Я живу на севере Портленда. Оттуда легко добраться до центра на работу, но сейчас я бы предпочла жить в отдельном доме за большим забором и густыми деревьями.

      Я жду, когда Эмма заговорит, но она помалкивает, поглощая взглядом окрестности. Ладони лежат на коленях и мнут платье, словно кухонное полотенце. Мы подъезжаем к моему дому на склоне, и я паркуюсь на улице. Расстегиваю ремень и оглядываюсь на нее.

      – Ты живешь здесь?

      Я откашливаюсь.

      – Да, здесь. Я решила, что мы можем немного перекусить и отдохнуть. Хорошо?

      – А игрушки у тебя есть?

      – А знаешь, вообще-то есть. Даже кое-что получше. Хочешь посмотреть?

      Я мысленно благодарю всех богов за коробки с рабочими материалами в хозяйственном шкафчике. Эмма отстегивает ремень, открывает дверь и чуть ли не вываливается на тротуар.

      Я протягиваю ей руку, и она хватается за нее теплыми и липкими пальцами. Мы идем к двери. Я вожусь с ключами и нащупываю кнопку на брелоке. Дверь открывается, мы входим и едем на лифте до пятого этажа. Я поскорее открываю дверь квартиры, внезапно пожалев о том, что у меня нет ни собаки, ни кошки, и Эмму нечем занять. Я бросаю сумку, выпускаю руку Эммы и запираю дверь на задвижку.

      – Вот.

      Она поворачивается ко мне.

      – Что?

      – Да так, ничего. Просто вот. Мы пришли. – Звучит глупо, но мне нужно сохранять спокойствие и успокоить ее. Я смотрю на Эмму. На скуле виден отпечаток материнской руки, и кажется, будто он пульсирует. – Щека болит?

      Эмма прикасается к наливающемуся синяку.

      – Угу.

      Покопавшись в холодильнике, я извлекаю пакет с мороженым горошком.

      – Есть хочешь?

      Эмма переминается с ноги на ногу в коридоре.

      – У тебя есть макароны с сыром?

      Я протягиваю ей пакет с горошком.

      – Я не хочу горошек.

      – Нет, милая, это не для еды. Для лица. Вот так. – Я прижимаю пакет к ее щеке, и Эмма пятится. – Знаю, он холодный, но через несколько минут станет легче. Давай-ка подложим что-нибудь, чтобы не было так холодно.

      Я отрываю от рулона несколько бумажных полотенец, заворачиваю пакет с горошком и снова протягиваю ей. Эмма то прикладывает пакет к лицу, то снимает, мороженый горошек хрустит в такт бешеному ритму моего сердца.

      – Мне кажется… – Я прочесываю шкафчики и нахожу пачку старой рисовой лапши. В холодильнике отыскивается начатая упаковка сыра «фонтина» и пачка молока. – Наверное, я могу сделать макароны с сыром. Хочешь поиграть или посмотреть телевизор?

      – Посмотреть телевизор. – Она озирается. – У тебя есть дети?

      – Нет.

      – У меня есть маленький братик.

      – Правда?