Пленники Амальгамы. Владимир Шпаков

в аудиторию то ли на лекцию, то ли на семинар. Где же она?! Ага, идет, теперь следует вовремя перекрыть путь, поскольку из аудитории ее будет трудно вынуть. Встав на дороге, создаю небольшую пробку из молодых тел. Из-за ее спины уже доносится:

      – Ань, чего застряла? Звонок через минуту!

      Но мы молча глядим друг на друга. Несмотря на мой шпионский вид, меня узнали, и сейчас лицо Ани искажает болезненная гримаса, будто ее чем-то укололи.

      – Мне нужно отпроситься, – произносит наконец.

      – А дальше что? – напористо спрашиваю.

      – Подождите меня на улице.

      Не знаю, выполнят ли обещание, но путь освобождаю. Как иначе, ведь молодые сомнут по дороге к знаниям, а потому спустя пару минут уже курю на скамейке перед Мальцевкой. Возможно, я неправ. То есть стопроцентно неправ, я – утопающий, что хватается за соломинку…

      Моя соломинка вскоре появляется из резных дверей. Приблизившись, садится и смотрит прямо перед собой. А затем начинается спич. Мол, не надо ее выслеживать, тем более являться на занятия, где куча знакомых. Если нужно пообщаться – есть телефон, номер наверняка сохранился (тут она ошибается, все номера давно стерты Каем). С другой стороны, она не понимает, на какую тему общаться?! Она сделала все, что могла, даже больше, чем могла!

      – Вы что-то не то говорите… – произношу по возможности мягко.

      – Почему же?! – звучит резкий вопрос.

      – Надо начинать не с себя. Вы хотя бы поинтересовались его состоянием…

      Пауза, после чего Аня просит сигарету. Видно, давно не курила (а может, вообще не курит), потому что начинает кашлять.

      – Не очень состояние, – продолжаю, – точнее, просто отвратительное. Но это почему-то никого не интересует.

      Прокашлявшись, Аня швыряет окурок в урну.

      – А чем я могу помочь?! Именно я?! Вы не представляете – что он мне говорил! В том числе насчет наших отношений!

      Почему же? Вполне представляю, например, не так давно я услышал, что любовь – всего лишь трение друг о друга слизистых тел. Истина оказалась заемной, из Марка Аврелия, хотя удивило другое – Максим во время оно вовсе не пренебрегал «трением», даже беспокойство возникло насчет того, чтобы у них раньше времени дети не появились. Может, зря беспокоились? Может, если бы появились, не случилось бы ужасное?

      Впрочем, это очередная соломинка. Не помогут дети, как и карие глаза, которые упорно отводят. И тонкая рука с длинными пальцами, возьмись я за нее, будет с испугом вырвана, потому что Аня боится. Я чувствую ее страх, ее стремление отодвинуться даже от меня, полпреда снежного человека, чего уж говорить о самом йети!

      – Да, боюсь! – отвечают на прямой вопрос. – А вы разве нет?!

      Я пожимаю плечами. Боюсь или нет – не суть важно. Поздно пить боржом, как говорится; если же прибегнуть к «глубинам восточной мудрости» – это моя карма, с которой не поспоришь…

      Бессмысленную беседу прерывает некто мужского пола, в кожаном плаще и с коротким