Любовь и СМЕРШ (сборник). Яков Шехтер

ахнул Аркадий, – Алекс Македонский?

      – Увы, – склонил голову черновицкий, – увы и ах.

      «Саша… В последний раз он позвонил откуда-то с севера, кажется из Цфата. Говорили недолго, прощаясь, он сказал:

      – Жди, скоро увидимся.

      Когда теперь увидимся, и где? И сколько осталось ждать?»

      – Итак, помянем, – черновицкий призывно поднял стакан, – за упокой души и на вечную память.

      «Саша…. Фиглярствую и куражусь, а его уже нет и никогда не будет. Вот так и о тебе вспомнят, как ты вспоминаешь о нем».

      – А как это случилось и когда?

      – Что случилось? – не поняла Берта.

      – Саша, Македонский.

      – А просто, – опять влез мальчонка. – Сочинил новую тягомотину. Еще глупее прежней. Понес советоваться. Объяснили ему – не пиши, Сашок, не мучай собачку. А он возьми и напечатай. После издания такой чуши в моих глазах он скончался.

      – Та-ак, – Аркадий стал потихоньку соображать, о чем идет речь. – Книжка ладно, книжка туда, книжка сюда, с ним-то что?

      – Да ничего с ним, – наконец сообразила Берта. – Живехонек, целехонек, здоровехонек. Живет в своем Цфате, наслаждается горным воздухом и молодой женой сефардкой…

      Стало скучно. Ну просто совсем, до самого дна зеленой, илистой скуки. Когда-то давно, у костра в стройотряде, Аркадий спросил хорошего приятеля о самом заветном, любимом, недоступном. Было такое желание в молодости – говорить по душам. Особенно у костра, глубокой ночью, когда дрова уже прогорели и по жару углей молниями проскакивают искры.

      – Парить над толпой, – ответил приятель.

      Умом Аркадий принял, но сердцем не понял, посчитав приятеля снобом и зазнайкой. А вот сейчас, спустя столько лет, пришло понимание.

      Ругать или объяснять что-либо этим придуркам не было ни сил, ни желания. Дешевая муравьиная возня, суета бесполезных букашек. Он смотрел на них сверху, возвышаясь, а может, действительно паря над бездарной убогостью игры. Делать тут больше нечего…

      – Двадцать два.

      – Что-что? – переспросил мальчонка. – Уже рецензию, простите, некролог, в журнале успели поместить?

      – Перебор, говорю, перебор.

      Аркадий встал, сухо кивнул головой и двинулся к выходу. Берта, привыкшая к его закидонам, молча шла следом. Выйдя за порог, Аркадий остановился. Полуприкрытая дверь отделила его и Берту от подвала.

      – Дура, – сказал он, укоризненно смотря ей в глаза, – пускаешь в дом всякую шушеру.

      Глаза Берты слегка сузились.

      – А я думала, тебе понравятся мои любовники…

      – Как, эти двое?

      – Нет, трое.

      «Вот змея, не сдержалась все-таки. Весь вечер молчала, хорошая девочка, и вот, не сдержалась. Таких надо учить на месте, не отходя от тела».

      – Берта, – он закашлялся, словно преодолевая нерешительность. – Я, собственно, к тебе по делу. Хотел рассказать, поделиться… Трудно тащить в одиночку, а тут эти придурки, словом не перемолвишься…

      – Арканя… Чего ж ты молчал, дурачок, я бы их выгнала, поговорили