Басурманин. Крылья каарганов. Милена Миллинткевич

Стало быть, меня на поругание отдашь?

      Владислав перестал карабкаться наверх и с укором посмотрел на сестру. Владелина лишь качнула головой и отвела глаза.

      – Пустая затея, братик, в листве хорониться. Кабы худо не случилось. Вона как ветви гнёт…

      И в тот же миг над головой раздался треск. Ломая сучья и крича, Владислав полетел на землю. Всё, что успела увидеть княжна, это огромные, полные ужаса, глаза брата.

      – Гридя! Гридя! – в страхе закричала она, и ухватилась за дерево крепче крепкого.

      Сверху удалось разглядеть, как засуетился подле брата подбежавший наставник, как мелькали покрытые бармицами макушки ратников.

      Над головой сверкнуло, и по небу прокатился гневный глас вышних Богов.

      – Сказывала я тебе, братик, худо будет! – всхлипывая и причитая, Владелина осторожно стала спускаться. – Не послушал меня! Как я теперича перед батюшкой ответ держать стану?

      Резким порывом ветра дерево накренило. Да так низко! Княжна еле успела вцепиться в висевшую над головой толстую ветку. Меж ратников она разглядела сильно выгнувшегося на витом корневище Владислава. Бледное лицо, приоткрытые, будто в немом крике, губы и глаза… Закрыты. Испугавшись пуще прежнего, княжна закричала:

      – Гридя! Вызволи меня!

      Свист ветра подхватил её слова и унёс ввысь. Владелина прижалась к стволу, боясь пошевелиться. В лицо больно ударялись крупные капли с неба. Мелкие ветки хлестали по ногам, рвали подол, расплетали косу. Руки в кровь исцарапала шершавая кора. Княжна лишь на миг ослабила хватку. Продолжая держаться одной рукой, она опустила вторую – обтереть о сарафан. Крону сильно качнуло, и ветка, на которой она сидела, со страшным треском обломилась. Крича и хватаясь за листья, княжна полетела вниз…

      Гридя широкими шагами шёл к дереву, размышляя над тем, как станет бранить княжичей за ослушание.

      Порученные его заботе, они особых хлопот не доставляли. Смышлёные и легко постигающие всяческое учение отроки прилежно исполняли наставления. И если бы не страсть Владислава к шалостям… Всякий раз, стоило Гриде отвернуться, он принимался озорничать. И добро коли сам проказничал. Каким-то чудным образом ему удавалось увлечь не по годам благоразумную Владелину. Это сильно расстраивало князя Мстислава. Народившись в один день, схожие лицом, будто две дождинки, они с малых лет заметно отличались друг от друга и усердием, и послушанием. Владелина, или как батюшка ласково её звал Влада, была прилежна во всём. Наставникам и толмачам внимала с должным почтением. К учениям относилась старательно. Коли что не выходило с первого разу, повторяла заданное снова и снова, пока не постигала учение или степенный Фёдор, сжалившись, не отпускал её с миром во двор отдохнуть и подышать свежестью. Князь Мстислав частенько сказывал думному боярину Яру Велигоровичу Магуте:

      – Владелина-то не кокошники да коруны носить народилась, а княжить. Хватка не девичья. Смышлёная больно. Как есть княгиня!

      Оттого он и прощал дочери проказы и озорство, коих, впрочем, было куда меньше, чем у брата. И только одно его огорчало – не