Басурманин. Крылья каарганов. Милена Миллинткевич

посмотрел вслед проскакавшим мимо воинам. Его конь, привязанный к ограде, потряхивал головой, всхрапывал и монотонно скрёб копытом землю, давно не видавшую влаги.

      Порыв ветра принёс с холмов едва различимое скрипучее карканье. Джамбулат обратил взор в степь и криво улыбнулся. Радость и нетерпение обуяли его. Там, где каменистые возвышенности спускались к земле, виднелись серые густые клубы пыли, поднимаемые копытами множества лошадей. И если кому-то и вздумалось в тот миг поглядеть в степь, он наверняка решил – надвигается буря.

      Чем скорее приближались всадники, тем лучше различались их закрытые до самых глаз лица, пропылённые чёрные одежды, поверх которых слабо поблескивали рукояти сабель и кинжалов. Это были «чёрные каарганы» Джамбулата. Лишь двое среди них выделялись светлыми одеяниями и неприкрытыми лицами – молодой всадник, у которого поперёк лошади лежала завёрнутая в рогожу пленница, и женщина, чья накидка цвета запёкшейся крови развевалась на ветру.

      Чёрные всадники остановились у ограды, спешились и распластались на сухой земле у ног Джамбулата.

      – Я ждал тебя, мой храбрый Таймас! – приветствовал военачальник Хорезма воина, преклонившего колени.

      Молодой всадник покосился на лежащих и, склонив голову, опустился ниц. Спрыгнув с коня и перекинув удила через ограду, женщина бросилась к Джамбулату.

      – Брат мой!

      – Суюма! – военачальник равнодушно оглядел её с головы до пят. – Рад, твоему возвращению домой! Иди внутрь. Не желаю, чтобы тебя видели до срока.

      Взглядом проводив сестру, он повернулся к молодому воину:

      – Тамача! Её тоже! – кивнул он на неподвижное тело, укрытое рогожей.

      Колючим взглядом прищуренных глаз Джамбулат скользнул по пленнице, перекинутой через седло. Двое крепких воинов поднялись с земли, сняли завёрнутую в плотную ткань ношу и направились к дому. Тамача распахнул перед ними створки дверей и, пропустив вперёд, последовал за ними.

      Таймас поднялся с колен.

      – Встаньте всё! – приказал Джамбулат.

      Воины начали медленно подниматься.

      – Мы всё исполнили, как ты велел, господин! – не поднимая головы, сказал Таймас. – Там никто не выжил. Твою пленницу не трогали. На последнем привале я дал ей воды с отваром, как ты и велел. Крепкий! Сон сморил её, лишь только чаша опустела. До утра не очнётся.

      – Почему женщин всего две? Где дочь Каюма?

      – Господин! Твоя сестра сказала, её убили.

      Джамбулат скривился.

      – Кто?

      – Она не говорила.

      Достав из-за пояса тяжёлый позвякивающий мешок с монетами, Джамбулат подал его Таймасу.

      Тот развязал верёвку, высыпал несколько золотых на ладонь и показал воинам. Налетевший ветер унёс в степь радостные крики. Из мазанки вышли двое и, слегка склонив головы, встали рядом с остальными.

      – Скройтесь до поры, Таймас. Я пришлю за вами, как понадобитесь, – велел Джамбулат.

      – Как прикажешь, господин! Мы в твоей власти! – ответил чёрный воин.

      Поклонившись, «каарганы» вскочили на коней и ускакали прочь. А спускавшиеся на Гургандж сумерки надёжно укрыли от сторонних взглядов, удаляющихся к каменистым холмам всадников. И никто из обитавших в этой части столицы Хорезма ремесленников, спешивших до темноты укрыться в своих жилищах, не обратил внимания на тусклый свет в маленьком окошке одиноко стоящей на отшибе мазанки.

      Из дверей дома показался Тамача с горящей лучиной. Он зажёг слюдяную лампу над входом и в нерешительности мялся у входа, с опаской поглядывая в сторону грозного военачальника, вызывавшего страх даже у чёрных каарганов, дерзость и отвага которых были известны далеко за пределами Хорезма, а одно упоминание о них приводило в ужас бывалых воинов.

      Суюма, сидела на лавке у крошечного окошка и, лишь только Джамбулат показался в дверях, вскочила на ноги.

      – Брат мой! Почему меня привезли сюда? Шаху Икенджи известно о моём возвращении в Хорезм?

      Джамбулат не взглянул на сестру и не ответил. Молча положил суму на низенький столик, снял висевший у дверей фонарь и направился в дальнюю комнату. Там, на соломенном тюфяке, прикрытом рогожей, спала пленница. Приблизившись, он склонился над ней. Тусклые отблески огня озарили её красивое лицо.

      – Моё слово закон! – прошептал он, разглядывая спящую и борясь с искушением дотронутся до неё. – Я обещал вернуть тебя, моя Магрура! А я всегда держу слово!

      Резко выпрямившись, Джамбулат развернулся и вышел. Плотно прикрыв за собой двери и опустив запоры, он подошёл к Суюме и уставился на сестру, словно никогда не видел её прежде.

      – Кто посмел убить Агын? Отвечай! – грозный рык окутал всё вокруг.

      Суюма сжалась и попятилась к лавке.

      – Гляжу, ты позабыла, как следует говорить со старшим братом? Разве Каюм не научил тебя почтению?

      – Дамир велел убить её, – пряча глаза, пробормотала Суюма. – Мне сказали, ей перерезали горло. Но перед