Хроники тысячи миров (сборник). Джордж Мартин

уверенно:

      – Это каменщик, он построил много куполов, он живет в священном городе. Много лет назад он упал с купола, и ему в глаз вонзилась острая щепка, так он потерял глаз. Боль была очень сильна, но через год он вернулся на работу, он не просил о досрочном Единении, он был очень храбрым, он гордится своим мужеством. У него есть жена, но детей у них нет, он сожалеет об этом, ему нелегко разговаривать с женой, они далеки друг от друга, даже когда вместе, и она плачет по ночам, об этом он тоже сожалеет, но он никогда ее не обижал и…

      И опять это продолжалось часами. Во мне снова проснулось нетерпение, но я подавил его, потому что происходящее было очень важно. Я постарался сосредоточиться на словах Валкареньи и истории одноглазого шкина. Скоро я уже принимал ее так же близко к сердцу, как и окружавшие меня инопланетяне. Было жарко и душно, в куполе не хватало воздуха, моя куртка запачкалась и промокла – не только от моего пота, но и от пота тесно прижатых ко мне соседей. Но я не замечал этого.

      Второй выступающий закончил свою речь тем же, что и первый: он долго восхвалял радость Посвящения и приближающееся Конечное Единение. Под конец мне уже почти не нужен был перевод Валкареньи, счастье слышалось в голосе шкина, сквозило в его дрожащей фигуре. А может, я безотчетно читал его чувства. Но я не могу читать на таком расстоянии, разве что душевное волнение объекта очень уж велико.

      На помост взошел третий, он говорил громче других. Валкаренья не отставал.

      – Это женщина. Она родила своему мужу восьмерых детей, у нее четыре сестры и три брата, всю жизнь она трудилась на земле, она…

      Внезапно ее речь оборвалась – в конце длинного монолога она несколько раз резко свистнула. И умолкла. Все присутствующие, как один, засвистели в ответ. Великий Чертог наполнился жутковатым эхом, все шкины вокруг нас стали раскачиваться из стороны в сторону и свистеть. Женщина наблюдала за происходящим, приняв скорбную согбенную позу. Валкаренья начал переводить, но на чем-то споткнулся. Лори подхватила повествование.

      – Женщина рассказала им о великой трагедии, – прошептала Лори. – Они свистят, чтобы выразить свое горе, показать, что они разделяют ее боль.

      – Да, они выражают сочувствие, – снова заговорил Валкаренья. – Когда она была молода, заболел ее брат, и казалось, состояние его ухудшалось день ото дня. Родители велели ей отвезти брата на священные холмы, но она ехала неосторожно, и колесо телеги сломалось, и ее брат умер на равнине. Он умер, не обретя Единения. Она винит в этом себя.

      Женщина снова начала рассказ. Приблизив к нам лицо, Лори переводила еле слышным шепотом:

      – Она опять говорит, что ее брат умер. Она подвела его, лишила его Единения, теперь он оторван от всех и одинок, и не ушел… не ушел…

      – В загробную жизнь, – сказал Валкаренья. – Не ушел в загробную жизнь.

      – Я не уверена, что это правильно, – проговорила Лори. – Это понятие…

      Валкаренья прижал палец к губам.

      – Слушай! – сказал он. И стал переводить дальше.

      Женщина