Любовники моей матери. Светлана Семионичева

вообще мало кого любил, можно даже сказать, никого не любил, кроме моей матери и меня. Он всегда хотел, чтобы родилась девочка, никогда мальчик, чтобы не было соперника, и каждый раз, когда мы с мамой выходили вечером его встречать после работы или давали ему по кусочку чего-нибудь вкусного или просто мурлыкали, прижавшись носом к его плечу, он повторял, как он был прав в своем желании иметь дочку.

      Мамины подруги говорили разное. Тетя Наташа, старая дева, как насмешливо характеризовал ее папа, убеждала всех, что моя мама была гениальным человеком, а мы висели на ней обузой и помешали ее таланту раскрыться до конца. Тетя Катя, высокого роста, с длинными волосами и голубыми глазами объясняла, что моя мама всегда хотела всего и сразу, а это очень сложный путь, редко приносящий удовлетворение. Тетя Света, дорого одетая, с макияжем, имитирующим отсутствие макияжа, и прочими атрибутами бизнес-леди сетовала, что с мамиными данными можно было сделать такую карьеру, вместо того, чтобы двигать эту чертову никому не нужную науку, сплошь усыпанную мужиками-шовинистами. Только тетя Юля, улыбаясь, говорила: мы с твоей матерью оказались самыми умными – и погуляли и семью завели и детей родили, не то, что некоторые, кивала она в сторону бывших однокашниц, оставшихся одинокими.

      Из людей, способных пролить свет на таинственную фигуру моей матери, оставался только дед, мамин отец, но он жил очень далеко, в деревне, и в его восприятии жизни все было более чем просто. Марина – его единственная, а потому любимая дочь – прекрасный человек, настоящая красавица, и, что удивительно, умница (здесь с многозначительным видом поднимался кверху указательный палец левой руки, правый был поврежден в связи с производственной травмой). Дальше – еще проще и однозначней: идеальная жена, ласковая мать, талантливый ученый, видный общественный деятель и т.п. К этим, не допускающим фантазий формулировкам, мне всегда хотелось добавить, характер нордический, беспощадна к врагам рейха, потому что фраза про то или иное отсутствие порочащих связей к маме явно не подходила.

      Понятно, что целостной картины эти заявления, естественно, не давали. Подозреваю, что многие мои ровесники и знать не знают и знать не хотят, что собой представляют их родители, но прекрасно себя при этом чувствуют. У меня же буквально свербило в одном месте, было такое ощущение, что без понимания, кто такая была моя мать, мне никогда не стать собой. Быть похожей на нее или стремиться от нее отличаться, невозможно было без понимания личности, которой она была. Ради этого я сотни раз пересматривала ее фотографии. На меня смотрело солнце: теплое, ласковое, полное бесконечного света, который не кончается и не отключается. Как такой стать и легко ли быть такой – это не давало мне покоя, это сводило меня с ума.

      Еще меня очень волновало, кого же она по-настоящему любила. Фотографий с молодыми и не очень людьми было больше десяти, кто из них, что значил для нее, никто мне ответить не мог. К папе с такими вопросами я, понятное дело, не обращалась, а бабушка