Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд. Шарлотта Брандиш

четвёртая, в которой «бедняжки» тоже получают письмо от Матиаса Крэббса

      – Ну и что ты думаешь об этом? – спросила Оливия, внимательно глядя на брата и задумчиво постукивая конвертом по деревянному рассохшемуся подоконнику.

      Филипп, её брат-близнец, флегматично пожал плечами и затянулся короткой египетской сигаретой. Его губы скептически искривились, между рыжеватыми бровями пролегли две тонкие морщинки. Письмо от дяди Себастьяна пришло ещё вчера и донельзя взбудоражило близнецов.

      – Себастьян тоже не совсем понимает, о чём идёт речь. Но всё же хорошо, что он предостерёг нас. От дедушки Крэббса можно ожидать чего угодно. Такой уж он неугомонный старикан, – и Филипп невольно усмехнулся.

      – А я, ты знаешь, ничего особенно хорошего не жду, – медленно произнесла Оливия. – Как-то так получается обычно, что идеи, которые приходят в голову дедушке, выходят нам боком. Не думай, что я не испытываю благодарности. Как-никак он заменил нам родителей. Но его забота – утомительное бремя.

      Ловко затушив окурок в блюдце, Филипп кивнул и постарался отогнать болезненные воспоминания. На лицах близнецов проступило одинаково горькое выражение, стёршее следы различий, налагаемых полом, и сделавшее брата и сестру почти идентичными. Они и так были крайне схожи, но в моменты раздумий или при определённом освещении изумляли своим обликом столь сильно, что это казалось каким-то хитроумным трюком.

      Оба высокие, угловатые, с длинными музыкальными пальцами и миндалевидными серо-голубыми глазами, брат и сестра отражались друг в друге, как в затуманенном зеркале. Даже тембр голоса у них был почти одинаковым: чуть ниже и басовитее у Филиппа, немного более певучий и звонкий у Оливии.

      Позже, когда глаза привыкали к изобретательной проделке природы, можно было выхватить из общей картины немногочисленные различия.

      Так, Филипп, безусловно, был сложен более атлетично, чем сестра. Его волосы, брови и ресницы обладали истинно британским красновато-рыжим оттенком, тогда как у Оливии по спине струились блестящие каштановые пряди, а ресницы на фоне бледной кожи и вовсе казались угольно-чёрными. Однако, как это ни странно, эти различия только подчёркивали общее сходство близнецов, заставляя предполагать особый замысел божественной игры.

      Раздался требовательный стук в дверь, и молодые люди одинаково вздрогнули, не отстав друг от друга и на долю секунды. Оливия спрыгнула с подоконника и отошла чуть правее окна, почти к самой нише, где стояла низкая кушетка, а Филипп, пригладив волосы, отправился открывать.

      Хозяйка пансиона, миссис Флойд, тучная меланхоличная женщина с выступающими зубами, сделала движение крупной головой, будто собиралась поклониться, и подняла повыше поднос, где лежало несколько писем и один пухлый небрежно запечатанный пакет.

      Рассеянно улыбнувшись ей, Филипп быстро отыскал конверт, адресованный Филиппу и Оливии Адамсон, ещё раз улыбнулся, и, не дожидаясь, когда хозяйка