Европейцы (сборник). Генри Джеймс

кажется, сомнению не подлежит.

      Мистер Брэнд сидел с полминуты, не поднимая глаз. Он был подавлен разнообразием охвативших его чувств. Феликс не сомневался, что одно из них – величайшее удивление. Наивный молодой человек не подозревал, что в груди у Шарлотты скрыт тайный пламень. Феликс воспрял духом, он не сомневался, что мистер Брэнд очень польщен. Полагая, что видит своего гостя насквозь, Феликс не ошибался. Этот молодой человек был столь же не способен таить свои истинные чувства, сколь проявлять ложные.

      – Даже не знаю, как мне с этим быть, – сказал он наконец, не поднимая глаз.

      И Феликса потрясло, что он не делает попытки возражать, противоречить. Очевидно, от спички, поднесенной Феликсом, одно за другим вспыхивали воспоминания, проливая задним числом свет. Изумленным взорам мистера Брэнда предстало изрядное пламя; вторым его чувством было удовлетворенное самолюбие.

      – Поблагодарите меня за то, что я вам сказал, – ответил Феликс. – Это надо знать.

      – Я в этом не уверен, – сказал мистер Брэнд.

      – Не заставляйте ее томиться понапрасну, – обронил легко и непринужденно Феликс.

      – Стало быть, вы все же мне советуете? – спросил, вскидывая на Феликса глаза, мистер Брэнд.

      – Я поздравляю вас! – ответил Феликс. Ему показалось сначала, что гость взывает к нему, сейчас он убедился, что тот слегка иронизирует.

      – Это в ваших интересах; вы расстроили мои планы, – продолжал молодой священник.

      Феликс по-прежнему стоял и улыбался. В маленькой комнате было теперь совсем темно; малиновый отблеск угас, но мистер Брэнд видел тем не менее эту сияющую улыбку.

      – Я не хочу притворяться, будто мне непонятен смысл ваших слов, – сказал наконец Феликс. – Но на самом деле я не расстроил ваши планы. Там – я имею в виду другое лицо – вы, собственно говоря, ничего не утратили. Зато подумайте, что вы обрели!

      – Предоставьте судить о том и о другом мне! – заявил мистер Брэнд. Он поднялся и, приложив шляпу полями к губам, смотрел в сгустившемся сумраке на Феликса.

      – Вы утратили иллюзию, – сказал Феликс.

      – Что вы называете иллюзией?

      – Уверенность в том, что вы знаете… что вы когда-либо действительно знали Гертруду Уэнтуорт. Признаюсь вам, – продолжал Феликс, – что я ее еще не знаю, но у меня нет на этот счет никаких иллюзий. Я на это не притязаю.

      Мистер Брэнд все так же пристально смотрел на него поверх полей шляпы.

      – Она всегда была натурой ясной и прозрачной, – сказал он внушительно.

      – Она всегда была дремлющей натурой; она ждала, пока пробьет ее час. Теперь она начинает пробуждаться.

      – Не расхваливайте ее мне, – сказал дрогнувшим голосом мистер Брэнд. – Раз вы одержали надо мной верх, это с вашей стороны невеликодушно.

      – Мой дорогой сэр, я просто исхожу великодушием. И я не расхваливаю мою кузину, а пытаюсь подвергнуть ее критическому разбору. Ей до́роги не отвлеченные истины (в противовес тому, что вы всегда полагали), на чем вы возводили ваше здание. Она поглощена вполне реальными вещами.