Кроманьонец. Валерий Красников

увидел сверкнувшую в сумерках искорку. Тут же под его руками появился огонёк, и вскоре над сложенным костром взвилось пламя.

      «Трут и кремень!» – улыбаюсь от мысли, что впервые вижу, как соплеменник разжёг костёр. Ведь в стойбище всегда были тлеющие угли…

      Через два дня мы вышли на равнину, упирающуюся в горизонт. Идти по низкой припавшей траве стало легче. Соплеменники оживились, зазвучали их голоса и смех. Я так устал, что не пытался вслушаться, о чём они говорят, и понял, что мы близки к цели, когда Белки сами остановились и опустили поклажу на землю.

      Чёрная холодная река несла ивовые листья. Зябко подрагивали кусты, опустившие в воду тонкие ветви. Посвистывал ветер, гоня над головой тёмные, местами окрашенные закатом тучи. От ледяной воды свело зубы. Я старался пить маленькими глотками, вспоминая, как в прошлой жизни учила меня мать.

      Немного отдохнув, пошли снова, пока на речной протоке под обрывистым берегом не увидели дымящиеся костры.

      Навстречу нам вышли люди. Их одежда была сшита из меха и мягкой дублёной кожи. Продрогший, я впервые в этой жизни испытал острое чувство зависти и страстное желание обзавестись такой же одеждой.

Глава 6

      Чужаки не понравились мне сразу. То, что на Белок они смотрели свысока и с презрением, так, как белые колонизаторы на дикарей, я ещё мог понять, хотя мог и ошибаться, неверно истолковав взгляды. Но не предложить уставшим путникам кров или не разделить с ними хотя бы тепло костров… Всё вместе, что я успел почувствовать и увидеть, стало для меня первым откровением в новой жизни: люди всегда такими были! Неприветливыми, скорее враждебными к чужакам, высокомерными и тщеславными.

      Мы разожгли свои костры, устелили вокруг них еловые ветки и улеглись на них, накрывшись шкурами. От накопленной за время пути усталости спали крепко, как говорили в моём будущем – без задних ног, но я проснулся от холода ещё до рассвета. Подкинув в костёр хвороста, снова прилёг и опять провалился в глубокий, без сновидений сон.

      С утра прямо на берегу чужаки выложили на землю свои товары. Куски соли в больших плетёных коробах, головки тёмного воска в корзинах и совсем немного пластин лосиной кожи. Выдубленных мягких шкур с пушистым мехом, к огромному сожалению, я не увидел.

      Той прохаживался вдоль товара с дурацкой улыбкой и почёсывал волосатый живот.

      Белки принесли на берег нашу поклажу.

      Чужаки удивились, увидев так много шкур, что-то оживлённо стали обсуждать, и их, вероятно, предводитель – важный, почти на голову возвышающийся над соплеменниками мужчина с первой сединой в окладистой бороде – подошёл к Тою.

      Я стоял чуть в стороне от толпящихся людей и не слышал, о чём они говорили. Всё раздумывал, как заполучить хотя бы один комплект меховой одежды, и сокрушался, что такое желание возникло только у меня, расстраивался от мысли, что на обмен этого товара, возможно, какой-нибудь шаман наложил табу. Ведь я предложил Тою не нести сюда обсидиан!

      Тем временем между вождями шёл нешуточный торг. Они стали кричать и размахивать