Пока не зазвонил телефон. Оксана Обухова

отправят! Лишь бы Львова перестала истерить.

      Гущин не принял слова подполковника за чистую монету, решил, что тот элементарно жмет на крепкую струну приятельства.

      – Николаич, – майор поморщился, – я в самом деле не понимаю, как это будет выглядеть. Какие у меня полномочия…

      – Самые широкие! – не дав договорить, пообещал патрон. – С Мартыновым все оговорено, он – за.

      – Еще б не «за», – уныло хмыкнул Гущин. – Я на себя бронебойную артиллерию отвлеку.

      – Вот-вот, – обрадованно согласился подполковник, почуяв, что «струна» начинает поддаваться. – Игорю – что? Ему важно, чтоб Львова перестала под ногами путаться. Она же энергичная, дай только слабину, еще и руководить начнет.

      К сидящим на лавке мужчинам подбежала Зойка с прутиком в зубах. Положила его у ног хозяина, села и, с надеждой глядя в глаза, завиляла хвостиком, предлагая поиграть.

      Прутик поднял Коростылев, нешироко взмахнув, бросил на лужайку, но кривоватая палка улетела в кусты. Зойка смешно развернулась и, распластываясь тельцем по траве, понеслась разыскивать нехитрую игрушку.

      – Что скажешь, Стас? – глядя на смешную таксу, спросил начальник. – Согласен нас прикрыть?

      Вопрос Коростылев составил грамотно. Показал, что Стасу будут многие обязаны. Но Гущин еще пребывал в растерянности – просьба отдавала бредом, следователь, находящийся на больничном, не имеет полномочий, чего бы там ни обещал начальник. Стас опасался, что его положение будет выглядеть довольно-таки глупым: ни два ни полтора, как говорится.

      – Я подумаю, Толя, – поглаживая ноющее колено, кивнул майор.

      – Некогда думать, Стас. Если ты завтра не приедешь к Львовой, она возьмет главное управление на абордаж. Ей-богу, возьмет! У нее на нервах мозг переклинило.

      – Ты ж говорил, что баба умная, – напомнил Гущин.

      – Так баба же, – невесело отрекся шеф.

      – А чего она своих дочек за границу не отвезет? Дума на каникулах, весь август впереди, съездили б куда-нибудь позагорать, поплавать. Я вообще, честно говоря, не понимаю: если Львова так боится за дочек, то почему оставляет их жить в поселке? Разве у них городской квартиры нет или денег на заграницу не хватает?

      Подполковник отмахнулся:

      – В городской квартире ремонт. Из-за границы они недавно вернулись.

      – Ну так отправила бы их куда-нибудь еще! И сама б там пожила!

      Анатолий Николаевич развернулся к майору всем телом и сердито выпалил:

      – Слушай, чего ты на меня наезжаешь, а?! Я сам ей о том же намекал, но она отрезала: «Не могу. По личным обстоятельствам». Вот приедешь к ней и сам лично об этом спросишь, раз такой умный! Может, «львицу» на печалях родимого электората заклинило! Может, она думает: «Своих детей запрячу, а как же дети избирателей?!»

      Гущин покривился:

      – Не юродствуй, Толя. Все это дичь какая-то несусветная.

      – Дичь не дичь, а уезжать она не хочет. Хочет жить в своем поместье в безопасности, и это ее право.

      – Наверное,