Бумажный театр. Непроза. Людмила Улицкая

надеемся, что вы будете свято хранить достоинство советского гражданина.

      После чего поставили подписи Вера и Гвидо, а на отдельной странице – Серж и Люба, свидетели.

      Тётка отдирижировала обмен кольцами под известный марш Мендельсона. Гвидо сдерживал улыбку, Вера едва держалась на ногах.

      Впечатление было такое, что она вот-вот упадет в обморок.

      Наконец вышли в коридор, и тут только Гвидо заметил, что Вера еле жива.

      – Вера, Вера, душа моя, что ты? Тебе плохо? – забеспокоился он. Отвел в сторону, они пошептались о чем-то, потом Гвидо повернулся к Сержу и Любе: – Друзья! Прошу прощения. Я заказал обед для нас, но Вера плохо себя чувствует, а у меня осталось мало времени до рейс. Мы едем сразу в гостиницу и проведем там несколько… Вы простите, пить будем в “Шереметьево” перед самолетом. Мы заедем за вами по дороге в аэропорт. Я не хочу, чтоб Вера была сегодня одна, – закончил он.

      …Гвидо и Вера подходят к администраторше – сидит уже знакомая. При виде Веры ощеривается. Гвидо швыряет на стол паспорт.

      – В восемь уезжаю, – лучезарная улыбка, – прошу автомобиль. Старая сука!

      Он с Верой проходит к лифту. Администратор кричит вслед:

      – Господин Скарпи! Здесь у вас не всё уплачено, вернитесь, пожалуйста!

      Гвидо оборачивается.

      – Я провожу мою жену и буду у вас, – всё с той же неугасимой улыбкой.

      – …Ложись, ложись, радость, душа моя, девочка! – Гвидо укладывает Веру. – Сейчас приду…

      Выходит. Вера мечется, поднимает трубку, кладет, снова поднимает.

      – Алло! Позовите, пожалуйста, Гену… – просит она.

      Возвращается Гвидо. Вера лежит на кровати.

      – Старая сука. Она хотела, чтобы я оплатил два раза счет, – смеется Гвидо. Он всегда смеется. – Ты немного живая? Ты действительно моя жена? Я буду требовать доказательство. – И снял пиджак. – Да, забыл сказать: Луиджи, ты знаешь, из посольства, тебе поможет. Как только будет паспорт, он сделает визу немедленно и сам тебя отправит. Недели через две, я думаю…

      …Люба сняла парик, смотала узелок на макушке, накрасилась заново – высокие брови, уголки губ вниз, на щеках тени. Надела Верин костюм. Потом сняла. Взяла колоду карт. Понюхала зачем-то, вытащила несколько карт наобум, кинула веером, рубашками вверх. Полезла в чемодан, который привез Гвидо для Веры. Тряпки отодвинула, на дне нашла пачку писем, фотографии. Вытащила – фотография Гвидо, цветная, нарядная. Гвидо с трубкой в руке, в кепке, вид немного шутовской. Другая – из фотоателье, серьезная. Причесанный, аккуратный, собранный… Профессор… Люба водит пальцем по его лицу. Смотрит на часы. Уже восемь. Выглядывает в окно. Машины нет. Прячет всё на место.

      Звонок в дверь. Люба идет к двери, но соседка тетя Лида уже открыла. Входит Куцый.

      – Привет!

      – Ты чего заявился? Я ухожу сейчас! – говорит Люба.

      Не успели отойти от двери – опять звонок.

      – Как это? Ты ж к восьми звала, – удивляется Куцый.

      – Я? Тебя? – в свою очередь удивляется Люба. Открывает дверь. За дверью улыбается Генка:

      – Здорово!

      В