Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме. Глен Кук

им больше времени? – предложил кто-то.

      – Больше времени, Ферас? Даст ли Ученик больше времени нам? Нет! Мы нанесем удар. Никаких игр и нежностей. Мы обрушимся на них словно молот. И мы принесем их головы, чтобы украсить наши стены. Всех, кого прокляли собственные матери.

      – Что-то сегодня утром мы чересчур жестоки, – пробормотал Радетик.

      Фуад бросил на него презрительный взгляд:

      – Ты еще узнаешь, что такое жестокость, учитель. Можешь болтать дальше сколько влезет. Белул, выстрой колонну в соответствии с планом. Просто пропусти места тех трусов, что не явились.

      – Фуад, – прошептал Радетик, – тебе в самом деле стоит еще раз подумать.

      – Мы выступаем, как только сформируем колонну, – ответил Фуад. – Больше никаких дискуссий. Мы победим или потерпим поражение. Не хотелось бы мне оказаться на месте тех трусов, если мы проиграем, а я останусь в живых. Убирайся, учитель. Тебе больше нечего сказать.

      Несколько часов спустя Мегелин смотрел, как колонна скрывается из виду.

      – Я сделал все, что мог, Гарун. Но он дьявольски упрям, чтобы услышать голос разума.

      – Ты сомневаешься, что он победит?

      Радетик пожал плечами:

      – Все возможно. Может, ему повезет.

      Два дня спустя после ухода Фуада Мегелина нашел в его классе гонец.

      – Господин Юсиф очнулся. Он просит тебя прийти.

      Радетик был недоволен, что его прервали, но проигнорировать просьбу не мог:

      – Али, оставляю тебя за главного, пока увижусь с твоим отцом. Продолжай урок.

      – Строгого же наставника ты для них выбрал, – усмехнулся гонец, когда Радетик вышел на улицу.

      – Знаю. Это единственный способ заставить его хоть что-то выучить. Он ни за что не захочет, чтобы ученики решили, будто они умнее его.

      – Жаль, что у меня не было такой возможности в юности.

      Радетик лишь едва заметно улыбнулся. Уловка Юсифа имела успех. Прежде чем учить чему-то детей, требовалось убедить родителей, что в образовании есть хоть какой-то смысл.

      – Как он?

      – Вполне неплохо, учитывая все прочее. Но он достаточно крепок, как и вся его семья. Пустыня никогда не отличалась добротой.

      – Это я понимаю. – Мегелин слышал подобное замечание столько раз – даже там, где пустыня была вполне дружелюбна к людям, – что воспринимал его как поговорку.

      Юсиф сидел в постели, споря с женщиной-врачом, которая хотела, чтобы тот лег.

      – А, Мегелин. Наконец-то. Избавь меня от милостей этой старухи.

      – Эта старуха знает, что нужно твоему телу, куда больше, чем ты сам, валиг.

      – Вы что, все сговорились? Ладно, не важно. Иди сюда и возьми подушку. Всеми мне все равно не воспользоваться.

      Радетик сел, не в силах скрыть, что ему неудобно, – он был уже слишком стар, чтобы приспособиться к пустынному обычаю сидеть на подушках скрестив ноги. Юсиф не обратил на это ни малейшего внимания.

      – Слишком долго я отсутствовал в этом мире. В таком положении приходится верить другим. Понимаешь,