Элвис жив. Николай Романецкий

и в таком возрасте. И, может быть, чтобы пруха открыла свои сладкие объятия, все-таки надо пройти хоть через какое-то унижение? Купить, так сказать, индульгенцию за прошлые грехи…

      Мистика, конечно, но разве так не бывает в жизни?..

      Судя по всему, у Вовца Бельяминова, стоявшего в очереди следом за Максимом, были сейчас совершенно другие заботы, потому что он тронул за плечо:

      – Максимильяно, ты ведь здешний… Бывает так, что метеорологи лажают? Я про обещанный ураган. Стремно что-то лететь. Хоть и на A319 нас собираются везти, а не на отечественном дерьме.

      По спине Максима пробежал неожиданный холодок.

      Надо же! Вовцу – и вдруг стало стремно!

      Вот уж кто о предстоящем вообще мог не задумываться. Голос дай бог всякому, простуда к парню на памяти Максима никогда не приставала, заработка на выпить-закусить-покурить всегда хватает, от телок с самыми откровенными предложениями отбоя нет, график гастролей на год вперед расписан. И по России-матушке, и по Забугорью. О чем тут беспокоиться?

      Лозунг всех последних лет – клево гастролировать, брателлы!

      Да и сам Вовец совершенно не ссыкливый. Скорее уж, безбашенный, как сто китайцев!

      И тут вдруг такому герою сделалось стремно…

      Но поддаваться внезапно родившемуся у этого баловня жизни настроению – на хрен, на хрен!

      Кому суждено быть повешенным, тот не утонет…

      – Не писай, Вова! Тебе господь предписал загнуться от бухла, а не с небес на землю сверзиться!

      – А ты откуда знаешь? – удивился солист.

      – Я не знаю, я догадываюсь.

      Вовец покачал головой:

      – Не поверишь, но мне когда-то цыганка и в самом деле нагадала умереть от цирроза печени.

      Максим фыркнул:

      – То-то ты у нас абсолютный трезвенник!

      – Так ведь если в такое верить, нужно всю жизнь изменить. Оно мне надо?

      Да уж, тут он был прав. Музыканты трезвенниками не бывают.

      И вообще, Высоцкий в свое время утверждал, что лучше от водки, чем от простуд.

      – Ну, тогда тебе вообще за самолеты волноваться незачем. И вообще, не в первый раз летим! – Максим прищурился и погрозил пальцем. – А может, ты потому лететь не хочешь, что давешние красные трусики в самый ливер поразили, а? Задержаться захотелось?

      Вовец мгновенно приободрился и осклабился:

      – Да ну, Француз, скажешь тоже… У меня этих трусиков в коллекции как собак нерезаных. Всех цветов радуги. Если б хранил, шкафы бы переполнились… Хочешь, с тобой поделюсь?

      – Не, братан, – мотнул Максим головой. – Я не фетишист, мне в кровать живое подавай.

      – Вот и я не фетишист. Потому и коллекции нет.

      Тут вернулся с переговоров Платон и показал Максиму большой палец:

      – Снимать дозволили, Максимильяно. Я с местными договорился. Проблем не будет.

      Максим кивнул.

      Еще бы Платон не договорился! В стране не найдется человека, с кем бы он не нашел общего языка. Разве лишь президент. Да и то