Трубы. А. С. Коваленко

более мне не хотелось создавать лишнего шума. Пытаясь повернуться под разным углом, я вдруг остановился.

      Я почувствовал синий цвет. Звучит странно, я не увидел, я почувствовал, как он снизу поднимается вверх по дому, второй, третий, седьмой, пятнадцатый этаж, и пошел дальше вверх. Поле обволакивало все, как луч сканера ищет место, откуда можно считать информацию. Это поле прошло вверх, и я не понял, что это было, возможно, и это мне мерещится. Я еще не успел понять, что это было, я затих. Луч второй раз поднялся с самого низа и до самого верха, я чувствовал, как он скользит через все, через меня и уходит вверх.

      Кое-как я уместился внутри и забился как можно ближе к вентилятору, прижавшись к сетке. Она пахла ржавчиной, и эта ржавчина въелась в мои руки. В моих руках было все – и кровь, и стекло, и крошка кирпича, и вековая пыль трубы, и ржавчина сетки. Я с интересом уставился на свои руки и не узнавал их, такая смесь всего, чего на них и внутри них быть не должно. Конечно, стекло, мелкое битое стекло добавляло больше всего беспокойства из целого набора инородных веществ. Мой мозг лихорадочно думал, и в голове был целый рой мыслей, все перемешалось, я переводил взгляд с рук на кусок стены, на улицу и потом обратно. Когда мои глаза сделали такой воображаемый круг несколько раз, я понял, что мысли мои совсем смешались и я не думаю о чем-то конкретном, а повис в полной прострации.

      Собравшись с силами, я попытался собрать все в одну кучу. Тут я заметил, что мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки и разжимаются, видимо, это все от сильного психического напряжения. До этого времени мозг работал очень четко, я все сделал правильно и, кажется, верно рассчитал, когда тут спрятался. Но за все надо платить, и сейчас я расплачивался полным умственным бессилием.

      Я сдался, и глаза мои просто беспомощно смотрели по сторонам, по рукам в ранах и крови, по всей скромной обстановке моего убежища. Я не думал о чем-то конкретном, я упал в бутылку или вполне четко и дословно, если говорить конкретно, залез в трубу. Я заметил что-то необычное, то, чего тут совсем не должно было быть, это совсем было не к этому месту и не ко времени, я даже, кажется, заметил это не сразу, а лишь при втором или третьем скользящем осмотре. Потом мой взгляд, как бы замешкавшись, вернулся обратно, я даже не сразу понял, что это такое.

      Внизу, за решеткой вентилятора, я увидел маленький листок бумаги, дешевый квадратик голубоватого цвета, даже его часть а не целый, он был в пыли, и голубой цвет только угадывался, я заслонял собой почти весь свет от неба. Кусочек бумаги зацепился за нижний обод от решетки, с другой стороны, он был рядом со мною. Но мне пришлось долго водить пальцем, прогибая решетку в разные стороны, дергая и водя пальцем по листику, чтобы вытащить его. Высвободив его из-под железного обруча, нужно было теперь просунуть его сквозь решетку в свою сторону, а это тоже было не очень просто. Пальцами двух рук я смог согнуть листик за решеткой и, осторожно держа его двумя пальцами, потащил на себя, придерживая так. Один кончик уже