Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле. Александр Юрченко

сверял-то кто?

      – Духовник княжеский и наш человек, смотрящий за князем.

      – Ну, тогда верю.

      Зосима допил чашу с настойкой и удовлетворённо провёл рукой по окладистой бороде. Совсем недавно стал он митрополитом московским. Как раз протопоп Алексей из Успенского собора Кремля и шепнул о нём в нужную минуту на ухо Иоанну Васильевичу, когда помер митрополит Геронтий.

      Не в ладах с государем был старый митрополит, перечил Иоанну Васильевичу почём зря, обвинял того в неугодных Богу делах. Не мог простить, что, одолев Великий Новгород, государь забрал себе не только земли новгородских бояр, но и кое-что из владений новгородской епархии, а это удар по церкви. Иоанн Васильевич, возьми, да с жару ещё и на Кирилло-Белозерский монастырь «глаз положил». Тут уж Геронтий сорвался, наговорил лишнего. Но с государем шутки плохи. Нашёл он против Геронтия лекарство. Во время крестного хода на освящении Успенского собора обвинил митрополита в незнании «церковной азбуки», мол, тот пошёл против движения солнца, а нужно наоборот. Так осерчал державный на Геронтия, что запретил тому освещать в Москве новые церкви. С трудом ссору уладили. Даже сын государя, Иван Иванович Молодой, в этом деле поучаствовал.

      Не хотел Зосима по стопам предшественника пойти. Во всём с государем согласен был. Ну, разве что, когда касалось землицы родимой, которая одна только была в цене у служителей Господа, – тогда увещевал полушёпотом, тишайшим послушником представал пред Великим князем. Не знал только, как поступать с любимцем Иоанна Васильевича – Фёдором Курицыным, никак в толк не мог взять, чем так дьяк смог государю угодить.

      – Как бы мне «Лаодикийское послание» узреть? – Митрополит вопросительно посмотрел на чернеца.

      – Почему бы не узреть, – Феофил залез под рясу через вырез на груди и долго шарил там рукой, пытаясь нащупать нужный предмет. Зосима, открыв от удивления рот, наблюдал за священнодействием чернеца с нескрываемым восхищением – так только зеваки смотрят представление скоморохов на площади в Китай-городе. Наконец Феофил вынул завёрнутый в тряпицу свёрток. В нём лежала тонкая книжица величиной с осьмушку. На титульном листе значилось: «Лаодикийское послание» для князя Михаила Андреевича переписал Ефросин 12 генваря 6994 года от сотворения мира».

      Дальше шёл текст. Всего девять строчек. Но значили они больше, чем иной многотрудный том.

      Зосима углубился в чтение. Феофил по губам его пытался определить, в каком месте находится в данный момент сановный читатель.

      «Душа самовластна. Заграда ей вера.

      Вера – наставление. Даётся пророком.

      Пророк – старейшина. Направляется чудотворением.

      Чудотворение – дар. Мудростью усилеет.

      Мудрость – сила. Фарисейство – жительство.

      Пророк – ему наука. Наука преблаженная.

      От сего приходим в страх Божий.

      Страх Божий – начало добродетели.

      Сим вооружается душа».

      – Ты сам-то