Всегда получать свое. Анжела Биссел

ка Каваллари встретил сердитый взгляд Россини. Посмотреть в сторону, просто моргнуть – значит показать слабость, а этот мужчина, как и все мерзавцы, охотился на тех, кого считал слабее себя.

      Поэтому Лука только что уволил его.

      – Желания отца перестали меня волновать в день его смерти, – сказал он. – Теперь мы все делаем по-моему.

      Лицо Россини потемнело.

      – Старые методы…

      – Не приветствуются. Я ясно дал это понять два месяца назад. То, что ты сделал вчера, непростительно.

      – Он обокрал тебя, – сказал Россини, словно это оправдывало его жестокость.

      – Надо было позвонить в полицию.

      Россини рассмеялся:

      – Это не Нью-Йорк. Думаешь, шикарный костюм и прическа вызывают к тебе уважение? – проговорил он. – Америка сделала тебя мягким, Каваллари. Здесь, когда кто-то крадет, не проявляют должного уважения, ты не вызываешь полицию. Ты преподаешь ему урок.

      От гнева Лука вскочил. Он наклонился вперед, положив сжатые в кулаки руки на стол.

      – Урок? Ты натравил своих людей, своих головорезов, на шестнадцатилетнего мальчишку! У него перелом ноги, сломаны ребра, вывихнуто плечо и серьезное сотрясение мозга. Убирайся, – еле сдерживая гнев, произнес Лука.

      – Что насчет моих людей?

      – Они тоже уволены.

      Россини встал, усмехаясь.

      – Заменить нас будет нелегко.

      – Я уже сделал это. – Лука подчеркнул этот факт жесткой довольной улыбкой. – За дверью тебя ждут двое мужчин, чтобы проводить из поместья.

      Щеки Россини побагровели. Он подошел к двери, бросил на Луку воинственный взгляд и вышел.

      Лука встал и подошел к окну позади стола. Снаружи, в ярком сиянии сицилийского солнца, двое крупных, мускулистых мужчин провожали Россини до места, где был припаркован его черный седан. Он сел в машину, завел мотор и умчался.

      Скатертью дорожка.

      Нужно было уволить Россини два месяца назад, будь прокляты его двадцать лет службы семье. Возможно, этот человек был в какой-то степени прав, хотя Луке было неприятно это признавать. Он не был мягким, но годы добровольного изгнания в Америке совсем не подготовили его к предстоящей работе.

      – Синьор Каваллари?

      Он отвернулся от окна и увидел Виктора, верного дворецкого семьи Каваллари.

      Лука вернулся к креслу, стоявшему за огромным резным письменным столом, – местом, откуда Франко Каваллари железным кулаком правил и своей империей, и своей семьей, – и сел.

      – В чем дело, Виктор? – спросил Лука, окидывая взглядом бесконечные груды бумаг, требовавших его внимания.

      – Мне нужно вам кое-что показать.

      Настойчивость в голосе Виктора заставила Луку поднять голову. Он внимательно посмотрел на мужчину. Как обычно, ни один волосок не выбился из прически, классический костюм в тонкую полоску был идеально отглажен. Но лоб блестел от капель пота, а костяшки пальцев левой руки, прижимавшей к груди огромный конверт, сияли белизной.

      Лука откинулся на спинку кресла.

      – Ради бога, дружище. Присядь, пока не упал.

      – Благодарю вас, синьор, – отозвался Виктор и опустился в кресло, которое освободил Россини. Он достал из нагрудного кармана белоснежный носовой платок и промокнул лоб.

      Теряя терпение, Лука протянул руку.

      Виктор помедлил, открыл рот и снова закрыл его, потом отдал конверт.

      Ожидая увидеть какие-нибудь документы, Лука достал содержимое конверта – пачку цветных фотографий. Он всмотрелся в первую. Молодая женщина стояла на траве в каком-то общественном парке. Вокруг стояли люди, но фотограф явно снимал именно ее. Погода была солнечная и, по-видимому, теплая, так как на ней были шорты, футболка без рукавов и соломенная шляпа от солнца, которая отбрасывала тень на ее лицо.

      – Потрясающе, – пробормотал Лука, окидывая оценивающим взглядом приятные формы и длинные, стройные ноги.

      – Посмотрите другие фотографии, – настаивал Виктор, указывая на стопку. – Видите, на них… ребенок…

      Лука отложил фотографию и взял следующую, на которой был изображен мальчик, играющий на улице. Не старше трех-четырех лет, взъерошенные темные волосы, карие глаза, окаймленные густыми ресницами, оливковая кожа, раскрасневшаяся от напряжения.

      Это была фотография его самого в детстве. Но дата на фотографии была указана десятимесячной давности.

      Он взглянул на Виктора, который с новой силой вытер лоб.

      – Откуда они взялись?

      – Квартира вашего отца в Риме. Я упаковал его вещи и отправил сюда, как просила синьора Каваллари. Она попросила меня разобрать коробки…

      – Она их видела?

      – Конечно нет. Я принес их сразу вам.

      Хорошо. Он не был близок с матерью, но не хотел видеть ее униженной. Возможно, даже вероятно, что Ева Каваллари знала, что у мужа была любовница. Но незаконнорожденный