Будь моим мужем!. Морин Чайлд

-то случилось. Хозяин ранчо откинулся на спинку стула и забарабанил пальцами по столу. Они с Джеком дружили со школы, и, когда отец Кадена умер, Джек помог наладить дела на ранчо.

      – Выкладывай, что стряслось?

      – Пока ничего, – пробормотал Джек и одним движением снял шляпу.

      Каден выпрямился, уперся ладонями в массивную столешницу и уставился на друга.

      – Эмма… Эмма Уильямс вернулась, – нехотя проговорил Джек.

      Этих слов было достаточно, чтобы день покатился в тартарары. Каден так крепко стиснул зубы, что челюсть заболела. Он сделал глубокий вдох, чтобы расслабиться.

      Как ей это удается? Они не виделись пять лет, но эта женщина все еще жила в его сердце.

      Каден закрыл глаза, пытаясь справиться с чувствами, захлестнувшими его. Гнев, негодование и обида из-за ее предательства и вместе с тем желание обладать смешались в его душе в адский коктейль, разбередив старые раны.

      Эмма в городе. Зачем она приехала? Надолго ли?

      Они не разговаривали пять лет. Пару раз Эмма звонила ему, но он не брал трубку: зачем?

      – Ты ее видел? – спросил он друга.

      – Нет, – помотал головой Джек. – Гвен видела. Она была в городе утром, покупала овощи и встретила Эмму… У нее ребенок.

      Кадена будто ударили кулаком в живот. Ребенок? Она родила, пока была в Голливуде. От кого? Отец ребенка с ними?

      – Когда Гвен мне рассказала, я сразу понял: добром это не кончится.

      Каден с шумом выдохнул, пытаясь справиться с чувствами, разрывающими его изнутри. Он не простил предательства, но вместе с тем горячее, неистовое желание обладать ею не давало покоя. При одной мысли об Эмме Уильямс его охватывало возбуждение, а в голове не оставалось ни одной рациональной мысли.

      – Гвен с ней говорила?

      Жена Джека знала, что произошло между Каденом и Эммой. Городок маленький, всего пять тысяч жителей. Здесь, как в большой деревне, все про всех знали.

      – Да, – ответил Джек и провел рукой по волосам. – Эмма сказала, что приехала вчера вечером, и попросила никому не говорить об этом.

      Вот почему Грейси ничего не сказала ему при встрече. Вероятно, она не меньше его обрадовалась приезду сестры.

      – Эмма сказала: с Голливудом покончено.

      – Неужто, – процедил сквозь зубы Каден.

      Теперь ему придется видеться с ней, хочешь не хочешь. В городе вспомнят старые истории об их отношениях, и ему снова придется ловить на себе насмешливые или, что еще хуже, сочувствующие взгляды.

      – Каден, расслабься, – посоветовал Джек.

      Легко сказать. Он взглянул на друга. Джек был обеспокоен не меньше, но ничем не мог помочь. Если Эмма приехала насовсем – случайных встреч не избежать.

      – Я должен поговорить с ней и расставить все точки над i.

      – Между вами все закончилось пять лет назад.

      – Это было ее решение, не мое.

      В доме Уильямсов все было по-старому. Мебель покупалась от случая к случаю и выбиралась за удобство, а потому единого стиля в интерьере не просматривалось. Коврики на полу поистрепались от времени – мать Эммы связала их крючком до рождения старшей дочери. В косых солнечных лучах послеполуденного солнца, заливших гостиную, танцевали пылинки. Большие окна выходили на лужайку перед домом. За невысокой оградой начиналась дорога, соединяющая ранчо с городком.

      Взяв младшую сестру за руку, Эмма спросила:

      – В чем дело, Грейси?

      – В тебе.

      Сестра избегала ее с тех пор, как вчера вечером Эмма переступила порог родительского дома.

      – Почему? – всплеснула руками Эмма. – Я только приехала.

      – Вот именно, – ответила Грейси и откинула назад кудрявые волосы. – Свалилась как снег на голову и теперь ждешь, что все будут встречать тебя с распростертыми объятиями? Так, словно ранчо не разваливается, а отец такой же, как раньше. К твоему сведению, он не встает с кровати уже год.

      Зеленые глаза Грейси полыхали гневом, но Эмма не боялась. Наоборот, учитывая, что сестра отказывалась с ней разговаривать с самого приезда, крики и споры – уже прогресс.

      Каждое слово сестры болью отдавалось в сердце. Как это ни ужасно, сестра права. Отец ослабел и стал совсем беспомощным, а ранчо как никогда нуждалось в сильных руках.

      Эмму пронзило чувство вины.

      – Ты не говорила, что отец болен.

      – Он не болел. Он сдался, когда ты уехала, потерял надежду.

      Как больно это слышать! От горького сожаления перехватило горло, стало трудно дышать. Она не хотела оставлять после себя руины, но прошлого не воротишь…

      – Ты должна была мне сказать.

      – Написать письмо? Или в один из твоих звонков «я на минуточку»? Успеешь тут все рассказать, правда?

      Эмме стало еще совестнее.

      – Не обвиняй меня во всех смертных грехах, Грейси. Ты была дома все это время и знала,