Мои звери. Владимир Дуров

бедную Чушку горячими припарками и чуть ли не по одному выбирать из щетины разбухшие зёрна. Чушка смогла выступать только через две недели. К тому времени я придумал для неё новый номер.

      Я купил маленькую тележку с упряжью, надел на Чушку хомут и стал её запрягать, как лошадь. Сначала Чушка не давалась и рвала упряжь. Но я настоял на своём. Чушка постепенно привыкла ходить в упряжке.

      Раз ко мне пришли приятели:

      – Дуров, поедем в ресторан!

      – Хорошо, – ответил я. – Вы, конечно, поедете на извозчике?

      – Разумеется, – отвечали приятели. – А ты на чём?

      – Увидите! – ответил я и стал закладывать Чушку в тележку.

      Сам сел на «облучок», подобрал вожжи, и мы покатили по главной улице.

      Что тут творилось! Извозчики уступали нам дорогу. Прохожие останавливались. Кучер конки засмотрелся на нас и выронил вожжи. Пассажиры вскочили с мест и захлопали, как в цирке:

      – Браво! Браво!

      Толпа детей бежала за нами с криком:

      – Свинья! Гляди, свинья!

      – Вот так конь!

      – Не дотащит!

      – Привезёт в хлев!

      – Вываляй Дурова в луже!

      Вдруг точно из-под земли вырос полицейский. Я осадил «коня». Полицейский грозно крикнул:

      – Кто разрешил?

      – Никто, – спокойно ответил я. – У меня нет лошади, вот я и еду на свинье.

      – Поворачивай оглобли! – крикнул полицейский и схватил Чушку под «уздцы». – Езжай глухими переулками, чтобы тебя ни одна душа не видела. И он тут же составил на меня протокол. Через несколько дней меня вызвали в суд.

      Туда я не решился ехать на свинье. Меня судили за то, что я будто бы нарушил общественную тишину. А я никакой тишины не нарушал. Чушка даже ни разу не хрюкнула во время езды. Я так и сказал на суде, и ещё я сказал о пользе свиней: их можно научить развозить продукты, перевозить поклажу.

      Меня оправдали. Тогда такое время было: чуть что – протокол и суд.

      Раз Чушка чуть не погибла. Дело было так. Нас пригласили в один приволжский город. Чушка тогда уже была очень учёная. Мы сели на пароход. Чушку я привязал на палубе к перилам балкона около большой клетки, а в клетке сидел медведь, Михаил Иванович Топтыгин. Сначала всё было хорошо. Пароход бежал вниз по Волге. Все пассажиры собрались на палубе и смотрели на учёную свинью и на Мишку. Михаил Иванович тоже долго смотрел на Чушку-Финтифлюшку, потом потрогал лапой дверцу клетки – подаётся (видно, служитель, на беду, плохо запер клетку). Наш Мишка, не будь дурак, открыл клетку и, не мешкая, выскочил из неё. Толпа отпрянула. Никто и опомниться не успел, как медведь с рёвом бросился на учёную свинью Чушку-Финтифлюшку…

      Она хоть и учёная, но справиться с медведем ей, конечно, было не под силу.

      Я ахнул. Не помня себя, вскочил на медведя, уселся на него, одной рукой вцепился в мохнатую шкуру, а другую просунул в горячую медвежью пасть и стал изо всех сил рвать медвежью щёку.

      Но Михаил Иванович только пуще заревел, теребя Чушку. Она визжала, как самая обыкновенная, неучёная свинья.

      Тогда