365 лучших сказок мира. Братья Гримм

горделивому ослу, называвшемуся Галем-чертежником, потому что он постоянно рисовал и чертил и… – он замялся, – и шотландскому пирату.

      – Пирату? – повторил Ден и завертелся, как рыба на крючке.

      – Да, да, церковь помог выстроить сэр Эндрью Бартон, тот самый пират, о котором вы пели на лестнице. – Он снова опустил перо в чернильницу и, затаив дыхание, нарисовал круг, словно позабыв обо всем остальном на свете.

      – Пираты не строят церквей, правда? – спросил Ден. – Или строят?

      – Иногда они оказывают большую помощь строителям, – со смехом проговорил Галь. – Но ведь вы сегодня учились?

      – О, о пиратах нас не учат, – сказала Уна. – А почему сэр Эндрью Бартон помог вам?

      – Я не знаю хорошенько, знал ли он, – заметил Галь, блестя глазами, – что помог мне. Робин, скажи, могу ли я рассказать этим невинным душам, что может явиться следствием греховной гордости?

      – О, об этом мы знаем, – храбро сказала Уна. – «Если возгордишься, тебя непременно посадят на место».

      Галь молчал, Пек проговорил несколько непонятных детям длинных слов.

      – Ага, так было и со мной, – сказал Уне художник. – Я очень гордился такими вещами, как портики; например, галилейский портик в Линкольне; гордился, что Ториджиано положил руку на мое плечо; гордился полученным мной рыцарским званием после того, как я сделал позолоту для «Государыни», корабля нашего короля. Но сидевший в мертонской библиотеке отец Роджер не позабыл обо мне. Когда я, в разгаре моей гордости, получил приказание выстроить портик в Линкольне, он сурово велел мне вернуться к моей суссекской глине и за собственный счет перестроить церковь, в которой в течение шести поколений хоронили моих предков Доу. «Сын моего искусства, – сказал он. – Сражайся с дьяволом дома; это важнее, чем называться художником». – И я поехал… Ну, как тебе это нравится, Робин? – и он показал Пеку законченный набросок.

      – Вылитый я, – сказал Пек, поворачиваясь перед рисунком, точно перед зеркалом. – Ах, смотрите. Дождь-то ведь прошел. Я не люблю сидеть дома в хорошую погоду!

      – Ура, праздник! – крикнул Галь и соскочил с места. – Кто идет ко мне в «Липки»? Там мы можем поговорить.

      Все сбежали с лестницы, прошли под ивами, ронявшими дождевые капли, и повернули к залитой солнцем мельничной плотине.

      – Ах ты, Боже мой, – сказал Галь, глядя на плантацию зацветающего хмеля. – Что это за лозы? Нет, нет, это не виноград; их странные плети походят на бобовые. – Он начал рисовать в своей книге.

      – Это хмель. В Англии он появился после тебя, – сказал Пек. – Он растение Марса, и его цветы придают остроту. Мы говорим:

      «Индюки, ересь, хмель и пиво пришли в Англию в один и тот же год».

      – Что такое ересь – мне известно; теперь я видел хмель и его красоту. Но что такое индюки?

      Дети засмеялись; они знали индюков фермы «Липки», и едва маленькое общество дошло до фермерского фруктового сада на холме, как на него набросилось целое стадо индюшек. Книжка Галя снова появилась в руках художника.

      – Ого-го! –