Цирк под одеялом. Дарья Калинина

почему он пьет!

      – Я знаю!

      – В самом деле? Хм. И почему же?

      – С работы меня выгнали. Вот и пью. Всю жизнь на цирковой арене провел. За кулисами у матери роды начались. Сразу же как из больницы выписалась – снова на манеж. А меня все артисты по очереди нянчили. Так и вырос. С малолетства у матери в номерах участвовал. От нее всему научился. А потом уж и сам с выступлениями начал по стране колесить.

      К этому времени третья и последняя бутылка пива была выпита. Горыныча на «старые дрожжи» развезло. И его потянуло на сентиментальные разговоры. Обычно в таком состоянии тянет излить душу первому попавшемуся слушателю. И Горыныч не стал исключением.

      Очень быстро подруги поняли, что имеют дело с последним романтиком. Горыныча не интересовали гонорары, которые он получал за свои выступления. Его даже не интересовало, где и как он будет жить и где проведет следующую ночь. Он был актером. И его настоящая жизнь проходила на манеже и за кулисами цирка. Только там он действительно жил. Цирк был его домом. Его семьей. Его друзьями. Его жизнью. Все остальное в счет не шло.

      Горыныч мог запросто отдать весь гонорар за свои выступления во время гастролей какому-нибудь коллеге, нуждавшемуся в этот момент в деньгах. И фокусник ничуть не боялся за свое будущее. Он твердо знал: когда ему понадобятся деньги, кров или что-то другое, обязательно среди коллег найдется кто-то, кто выручит его.

      Годы шли. И Горыныч не без горечи стал замечать, что меняется жизнь. И меняются люди вокруг него. Не стало у цирковых людей прежней сплоченности. Раньше они были словно мушкетеры: один за всех и все за одного. А потом на первый план вышли склоки из-за выгодных гастролей, гонорары и прочая меркантильная ерунда, которую Горыныч в расчет не принимал и принимать не хотел. Разумеется, при таком образе мыслей он с новым руководством труппы не сработался.

      – Я ведь не сразу понял, что они меня списать хотят. Мальчонку этого, что они мне на замену нашли, сам же обучал. Еще радовался, какая талантливая молодая смена растет. Думал, что потихоньку стану отходить от дел. Молодым нужно дорогу уступать. Это я понимаю. Не чурбан.

      Но чтобы вот так сразу взяли и уволили без всяких объяснений, Горыныч не ожидал. Шок был слишком велик. В наркологической клинике, куда лег Горыныч по настоянию директора труппы, в душевной травме Горыныча не разобрались. И, выйдя из больницы уже никому в новом цирке не нужным, Горыныч запил.

      – И как же вы теперь будете? Без цирка?

      – Разве не тянет обратно?

      – Ноги моей там больше не будет! – буркнул Горыныч. – После больницы еще разок сходил, старый дурак! Думал, что в самом деле из-за моего пьянства меня турнули. Пришел. Говорю, так, мол, и так. Вылечился я. А они мне: молодец. При трезвом образе жизни куда легче на пенсию прожить будет.

      Горыныч сначала не понял, что разговор идет про него. А когда сообразил, то спорить или скандалить не стал. Вернулся домой, верней в берлогу, которая официально считалась его домом, и запил. А чего еще оставалось делать?

      – А на Даниила вы зла не держите?

      – На Даньку? – казалось, удивился