Под счастливой звездой. Дженни Браун

манящие губы, несмотря на белый шрам, рассекающий улыбку. Если в обмен на медальон он хочет того же, что и тогда, в переулке, для нее это не будет наказанием.

      Его мягкая шелковая рубашка распахнулась на шее, обнажив густую растительность на груди. Он такой холеный и самоуверенный. Какая-то неведомая сила побуждала ее плыть ему навстречу, но она пыталась бороться с ней.

      Она для него никто. Женщина, которую можно использовать и забыть. Она здесь только для того, чтобы забрать медальон. Вспомнив о своей цели, она воспользовалась приемом, который, как ей хорошо известно, мужчины находят очень возбуждающим – медленно провела языком по верхней губе.

      Убедившись, что завладела его вниманием, она поднесла руку к маске и не торопясь сняла ее. Очень медленно, чтобы заставить его думать о других предметах одежды, которые можно снять, о других частях женского тела. Затем бросила маску ему. Он поймал ее, не сводя глаз с ее лица.

      – Я опять у тебя в долгу, – со смехом сказала она. – Ты снова извлекаешь выгоду из моего преступления.

      – Ты уже была моей должницей, – насмешливо напомнил он. – Но теперь я знаю, как ты оплатишь свои долги.

      Она опустила глаза, словно признавая свою вину, а потом взглянула на него из-под опущенных ресниц.

      – Ты напугал меня.

      – Силой своей страсти? – В его вопросе не было ни капли иронии. Он ждал ее ответа, напряженный и настороженный.

      – А она часто пугает женщин?

      – Другие женщины не в счет. Я хочу услышать твой ответ.

      Он стоял неподвижно, застыв, словно пойнтер, учуявший добычу.

      Она сдалась.

      – Нет. Меня напугала не твоя страсть.

      – Что же тогда?

      – Моя. Мое сердце отдано другому.

      Его это потрясло, но он ничем не выдал своего смятения.

      – Мужчине, чей портрет в медальоне?

      – Да.

      – Он побьет тебя, если увидит со мной?

      – Нет.

      – Пристрелит меня?

      Она покачала головой.

      – Тогда он дурак. Будь ты моей, я бы вызвал на дуэль любого, кто целовал тебя так, как я в ту ночь.

      – Он умер. Ему уже все равно, как я распоряжаюсь своим телом. Ревновать теперь может только его душа.

      Трев вздрогнул. Когда он вновь заговорил, в его голосе больше не было язвительности.

      – Понимаю.

      У нее возникло внезапное чувство, что он действительно понимает. Слишком многое. Она еще никогда ни перед кем так не обнажала душу, а он будто проник в глубину ее чувств, даже самых сокровенных.

      – Я пробыла с ним больше двух лет, – сказала она, отвечая на незаданный вопрос. – И никогда не отдам свое сердце никому другому. Никогда.

      – Это хорошо, – отозвался он.

      – Хорошо?

      – Мне не нужно твое сердце.

      Что-то оборвалось у нее внутри.

      – Что же тебе нужно? – прошептала она.

      Глаза цвета индиго встретились с ее глазами, откровенные и ничего не скрывающие, хотя у нее не хватило смелости заглянуть в них поглубже. Она отвела взгляд.

      – Женщина,