Деяние XII. Павел Виноградов

удивился, что Роза, оказывается, способен был разговаривать не только стихами. Сам не зная почему, протянул хронику последнее колесо. Тот жадно схватил его, сунул в рот и, не благодаря, поплелся к своей койке.

      Малютка-циклодол в меня забрел

      и тихой радостью наполнил мне ладони.

      Тот день был гол, он источал нелепость

      на беззащитные глаза мои.

      Я был, как штурмом раненая крепость,

      тишайше ползали по миру тараканы,

      во тьме трубили злобные фанфары,

      зовущие на пир, где жрут мозги…

      Роза раскумарился.

      Старые половицы заскрипели под тяжелыми шагами. В полутьме, разбавленной негасимым электричеством надзорной палаты, прошёл Серый, большой и сутулый. Потянуло тухлым духом очень грязного тела. Он шёл трахать Розу.

      Руслан не мог спать, его уже потряхивал отходняк, и было стрёмно слушать возню, прерывистое дыхание и жалобное бормотание Розы.

      Тем более, что-то у них пошло не так. Серый вдруг коротко взвыл и почти пробежал в свою палату, именуемую «Блатной». Она была чуть чище, чем остальные, там стояли новые койки, а тумбочки находились в полной безопасности от здешних воришек.

      Руслан приподнялся, вслушиваясь, что происходит у «блатных».

      – …блядьнахсукавротминтайнахблядьвпиз… – доносилась приглушенная мантра Серого.

      Но тут он взвыл уже почти во весь голос – видимо, ему было очень больно:

      – Убью! Укусил, падла! Я почти приплыл уже, а он… ёёёпнахсукабля!..

      Раздались голоса друзей отвергнутого кавалера, возмущенных неслыханной дерзостью «дурака». Конспиративный базар кипешевал довольно долго, пока не раздался неприятный голос здешнего авторитета Зубана (в зоне, впрочем, этот баклан, чалившийся по какому-то кирному шухеру, не имел ни малейшего веса):

      – Мочить петуха будем. Прям щас.

      «Блатные» озадаченно замолкли. Одно дело было, развернув пальцы веером, щемить хроников, а другое – решиться на реальную мокруху. Маленького тюремного опыта Руслана, пару месяцев отсидевшего в следственном изоляторе, хватало, чтобы понять: «блатные» эти блатными не были, так, вчерашние малолетки, всякие сявки, да ещё солдаты Советской армии, «закосившие по дурке». Но им очень хотелось быть «правильными пацанами», про которых так сладко пел Зубан, коего они почитали не ниже, чем вором в законе.

      – Сегодня Гестапо, – упорно гнул Зубан, – с ним добазаримся.

      Этот козел понимал: вот-вот его симуляция будет окончательно разоблачена, и он снова отправится топтать зону, чего ему совсем не хотелось. Но раз уж это неизбежно, собирался появиться там в авторитете, приобретённом с помощью убийства. Расчет был дурацким, но Зубан и был дураком – в истинном смысле слова.

      «Ведь точно замочат! – лихорадочно думал Руслан, в котором уже потухли последние проблески эйфории. – Дежурят Гестапо и Хромоножка, они же совсем отмороженные! А в ординаторской – Бывалый, бухой, как всегда…»

      Компания