Путешествие гнева. Константин Кузнецов

произнес:

      – Мой бывший учитель… он был виртуозом, и всегда мечтал создать что-то необыкновенное. Такое, чем смог бы пользоваться каждый из нас.

      – Он хороший механикус? – спросил гном.

      – Думаю, что да, – кивнул я. – Иначе он никогда не создал бы целых семь изобретений, и каждое из них такое неповторимое, что даже бывалые эксперты диву давались, увидев столь сложную машинерию.

      Белый Хвост понимающе кивнул.

      – В чем же тут несправедливость?

      – Понимаете, он никак не мог испытать свои творения. Вроде бы все хорошо, но как только доходило до экспертов, обязательно случалась какая-то заковырка. – Мой голос приобрел нотки обреченности, словно страшная закономерность преследовала не только виртуоза, но и меня самого. – И сколько мы ни бились – у нас ничего не получалось. Столько лет и все без толку! Сущая несправедливость…

      – Согласен, – откликнулся гном. – Только это ведь не конец истории, не так ли?

      Я не стал отнекиваться и рассказал о том, как последнее творение мистера Босвела стало причиной моих несчастий и насколько легко виртуоз расстался со своим учеником.

      Закончив повествование, я ощутил вставший в горле ком, и, если бы мне пришлось рассказать еще какую-нибудь историю из своей, полной несправедливости жизни, я наверняка бы разрыдался прямо на глазах наставника.

      Гном долго молчал, попивая душистый отвар, а когда чаша опустела, подмигнул мне и, словно заговорщик, оглянувшись по сторонам, сказал:

      – Поздравляю, Сти. С сегодняшнего дня ты можешь именовать себя лиходеем.

      Я хотел вспылить, вступив в жаркий спор, но под воздействием отвара, укротившего мою прыть, я лишь нахмурил брови и вопросительно уставился на механикуса. Тот, в свою очередь, не спешил с объяснениями, видимо, желая услышать от меня хотя бы один вопрос. Но вместо этого я твердо заявил:

      – Я никогда не нарушу закон. Условия «Пароменика» должны соблюдаться неукоснительно, иначе любой механизм придет в негодность! – повторил я заученную в приюте первую фазу создания. – Пускай это делают другие, но только не я!

      – На твоем месте я не стал бы делать столь скоропалительные выводы.

      – А разве есть другой выход? – удивился я. – Закон и придуман для того, чтобы его соблюдали. Иначе не будет никакого созидания, а сплошной хаос.

      Задумчиво почесав бороду своим механическим имплантантом, гном что-то прикинул, а затем, резко вскочив с места, подхватил меня под руку и потащил к крылоплану.

      – Дик, готовь «Пташку» к полету…

      Я успел заметить недовольное выражение гоблинской морды – скорее всего, он уже точил на меня зуб, обвиняя во всех смертных грехах.

      В отличие от серокожего, вечно брюзжащий Дик мгновенно отреагировал на приказ механикуса. Оказавшись в противоположной части ангара, он воспользовался тягачом – специальной повозкой, способной с легкостью перемещать многофунтовые громадины, и выкатил на взлетную полосу нечто большое, плотно стянутое защитным чехлом.

      – Что