Relics. Раннее и неизданное (сборник). Виктор Пелевин

сразу узнала этот запах, возникающий, когда разливают шампанское и лужа несколько дней испаряется, превращаясь во что-то вроде пятна клея.

      Главное место в комнате занимала двуспальная кровать – такая громадная, что с первого взгляда даже не замечалась. На ней лежало синее пуховое одеяло и разноцветные махровые простыни, дар братского Вьетнама.

      «Тоже к себе водит, – думала Люся, внимательно глядя на металлического человека, – и ничего в этом, выходит, нет страшного. Не я одна…»

      – Изделие карпов, – вслух прочитала она надпись на маленькой серой бумажке, приклеенной к кубическому пьедесталу.

      – Каких карпов, – сказала Нелли, снимая свой кожаный балахон. – Это советское.

      Люся непонимающе подняла на нее глаза.

      – Карпы, – объяснила Нелли, отбирая изделие, – это на милицейском языке американцы.

      Она осталась в зеленом шерстяном платье, перехваченном тонким черным пояском, – оно очень шло к ее черным волосам и зеленым эмалевым сережкам.

      – Раздевайся, – сказала она, – я сейчас.

      Люся сняла шубу и шапку, повесила их на рога оленя, служившие вешалкой, подтянула к себе два разных тапочка, сунула в них ноги и пошла в ванную, где первым делом смыла со щек черные косметические ручьи. Потом она пошла на кухню к Нелли. Там был такой же беспорядок, как и в комнате, и так же попахивало прокисшим шампанским. Нелли собирала в пластиковый пакет из продовольственной «Березки» разную еду – две коробки зефира в шоколаде, батон сервелата, булку хлеба и несколько банок пива.

      – Это морячкам, – сказала она Люсе. – Пусть согреются. Этот, который на полу рыдал…

      – Вадим, – сказала Люся.

      – Точно, Вадим. Что-то в нем есть трогательное, светлое.

      Люся пожала плечами.

      Нелли положила в пакет оба пистолета, взвесила в руке фигуру великого шахматиста и поставила ее на холодильник.

      – Пусть на память останется, – сказала она, открывая окно.

      В кухню – точь-в-точь как полчаса назад в салон автобуса – ворвались густые клубы пара. Далеко внизу зеленой елочной игрушкой поблескивал автобус, а рядом на снегу покачивались две долгих тени. Нелли кинула пакет – тот полетел, уменьшаясь, вниз и шлепнулся на заснеженном прямоугольнике газона. И сразу к нему кинулись чёрные фигурки.

      Нелли торопливо закрыла окно и поежилась.

      – Я бы в них кирпичом кинула, – сказала Люся.

      – Ничего, – сказала Нелли, – так им обиднее будет. Хочешь чаю?

      – Лучше б выпить, – сказала Люся.

      – Тогда пошли в комнату и этого возьмем, железного… У меня «Ванька-бегунок» есть, полбутылки.

      Люся не поняла сначала, а потом вспомнила: так в кругах, близких к продовольственной «Березке» на Дорогомиловской, назывался «Джонни Уокер» – по слухам, любимый напиток покойного товарища Андропова. Господи, подумала вдруг Люся, ведь как недавно все это было – метель на Калининском, битва за дисциплину, нежное лицо американской пионерки на телеэкране, косая синяя подпись «Андроп»