Числа. Виктор Пелевин

четвертое. А с другой – для них, – он кивнул в сторону трупов, – оказалось самое главное, какое только бывает. Понял, нет?

      Аргумент был простой и хрустально-ясный, Степа оценил его сразу.

      – Понял, да, – сказал он. – Так это вы нам эту «стрелку»…

      – Можно и на ты, – перебил Лебедкин. – Чего мы с тобой, старперы, что ли?

      – Так это ты нам эту стрелку назначил?

      – Я назначил. Только не тебе, а им.

      – А они сказали, что вы… То есть ты… Что ты всем троим велел прийти.

      – Ты больше абреков слушай, – сказал Лебедкин. – Запомни, все чеченские «крыши» берут своих коммерсантов на «стрелки» в качестве живого щита. А пятьдесят процентов московских коммерсантов, которые побывали под «крышей» у чеченов, вообще кастрированы. Такой у них обычай. Ты про это знаешь?

      Степа отрицательно помотал головой.

      – И неудивительно. Кто ж в таком признается. Так что я тебе сегодня, можешь считать, жизнь спас, и не только жизнь, а еще кое-что на бонус, понял, нет? А то, что они тебе говорили… Разводить они умеют, не ссы.

      – Обязательно надо было их убивать? – спросил Степа.

      – Ты, я вижу, так ничего не понял. Ты хоть знаешь, кто был этот Иса?

      – Кто?

      Лебедкин наклонился к Степе, и тот снова увидел его холодные голубые глаза, в этот раз над стеклами.

      – Вращающийся дервиш смерти.

      – А что это?

      – Есть такой орден вращающихся дервишей, с центром в турецком городе Конья. Они типа вращаются на месте и входят в особый мистический транс. В общем, мирные люди. Но не все. Несколько человек из ордена перебежали к Усаме бен Ладену и основали новую школу огнестрельного боя. Знаешь, есть стрельба по-македонски?

      Степа кивнул.

      – А это называется стрельба по-кандагарски. Такой дервиш, короче, начинает крутиться, входит в транс, вынимает стволы, руки в стороны… А дальше все как в страшном сне. Хорошо, если у него, к примеру, два «кольта» или там «глока». Это еще уйти можно, если повезет. А если два «узи» или «аграна», в радиусе сто метров хана всему, что шевелится и думает. Понял, нет?

      Лебедкин взъерошил ладонью волосы.

      – Этот, – сказал он, кивая в угол, где лежал Иса, – у них вообще был что-то вроде сенсея. Про него легенды ходили. Пел стихи Джалалиддина Руми и хуячил из двух стволов не глядя, как швейная машина. Ни одна пуля зря не уходила. Страшный человек. Да что я тебе говорю. От него сам Саша Македонский как заяц бегал, когда Даниловский рынок делили. Правда, Михалыч?

      Майор связи, который прислушивался к разговору, утвердительно кивнул.

      – Так он что, – спросил Степа, – стрелять собирался?

      – А ты думал. Он уже руки к груди поднял, еще секунда, и здесь все в дырах было бы.

      Майор сел рядом с Лебедкиным и положил на стол черную папку с маленьким латунным замком. Степа посмотрел в его равнодушное, как у каменной бабы, лицо и вздохнул.

      – Неужели нельзя было… Ну, договориться?

      – Договориться? Хе-хе-хе-хе… Михалыч, он нам не верит.