Все повести и эссе. Виктор Пелевин

что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство.

      – Что ж, не нравится? – спросил сбоку чей-то голос.

      – Не, не нравится, – ответил Затворник.

      – А что конкретно не нравится?

      – Да все.

      И Затворник широким жестом обвел толпу вокруг, величественный купол кормушки-поилки, мерцающие желтыми огнями небеса и далекую, еле видную отсюда Стену Мира.

      – Понятно. И где, по-вашему, лучше?

      – В том-то и трагедия, что нигде! В том-то и дело! – страдальчески выкрикнул Затворник. – Было бы где лучше, неужели я б с вами тут о жизни беседовал?

      – И товарищ ваш таких же взглядов? – спросил голос. – Чего он в землю-то смотрит?

      Шестипалый поднял глаза – до этого он глядел себе под ноги, потому что это позволяло минимально участвовать в происходящем, – и увидел обладателя голоса. У того было обрюзгшее раскормленное лицо, и, когда он говорил, становились отчетливо видны анатомические подробности его гортани. Шестипалый сразу понял, что перед ним – один из Двадцати Ближайших, самая что ни на есть совесть эпохи. Видно, перед их приходом он проводил здесь разъяснения, как это иногда практиковалось.

      – Это вы оттого такие невеселые, ребята, – неожиданно дружелюбно сказал тот, – что не готовитесь вместе со всеми к решительному этапу. Тогда у вас на эти мысли времени бы не было. Мне самому такое иногда в голову приходит, что… И, знаете, работа спасает.

      И на той же интонации добавил:

      – Взять их.

      По толпе прошло движение, и Затворник с Шестипалым оказались немедленно стиснутыми со всех четырех сторон.

      – Да плевали мы на вас, – также дружелюбно сказал Затворник. – Куда вы нас возьмете? Некуда вам нас взять. Ну, прогоните еще раз. Через Стену Мира, как говорится, не перебросишь…

      Тут на лице Затворника изобразилось смятение, а толстолицый высоко поднял веки – их глаза встретились.

      – А ведь интересная идея. Такого у нас еще не было. Конечно, такая пословица есть, но воля народа сильнее.

      Видимо, эта мысль восхитила его. Он повернулся и скомандовал:

      – Внимание! Строимся! Сейчас у нас будет нечто незапланированное.

      Прошло не так уж много времени между моментом, когда толстолицый скомандовал построение, и моментом, когда процессия, в центре которой вели Затворника и Шестипалого, приблизилась к Стене Мира.

      Процессия была впечатляющей. Первым в ней шел толстолицый, за ним – двое назначенных старушками-матерями (никто, включая толстолицего, не знал, что это такое, – просто была такая традиция), которые сквозь слезы выкрикивали обидные слова Затворнику и Шестипалому, оплакивая и проклиная их одновременно, затем вели самих преступников, и замыкала шествие толпа народной массы.

      – Итак, – сказал толстолицый, когда процессия остановилась, – пришел пугающий миг воздаяния. Я думаю, ребята, что все мы зажмуримся, когда два эти отщепенца исчезнут в небытии, не так ли? И пусть это волнующее событие послужит страшным уроком