Невеста. Карина Демина

запечатал собственной кровью, но спустя сутки имя исчезло.

      Дерево не любило полукровок.

      – Ты мне свое имя не скажешь, верно? Ничего страшного, главное, уйти отсюда. Найдем тихое местечко и поговорим. Ты и я.

      Он слушал меня внимательно. И шел, слава лозе первозданной. Неловко, так, как ходят калеки или люди, слишком долго лишенные движения. А я думала, что даже сейчас он способен меня убить одним ударом лапы. И будь в здравом уме, убил бы.

      Нас не пытались остановить. Шептались. Глядели вслед. И держались поодаль.

      Повезло.

      Площадь осталась позади. И улица, размытая вчерашним дождем. Стена. Ворота. Стражник, сунувшийся было наперерез. Я повернулась к нему и зашипела.

      Отпрянул, свернув пальцы кукишем: наивная попытка защититься от проклятия.

      За воротами – разъезженный и скрипучий мост через пересохший овраг. А там и дорога, с которой я благоразумно свернула. И уже на поле, заброшенном, поросшем молодым ивняком и высокой снытью, я позволила псу перевести дух.

      – Устал? Это с непривычки. Долго тебя держали взаперти?

      Не месяц и не два. Чтобы довести бойцового пса до такого состояния, нужно время и умение. Я слышала, что палачи ее величества весьма искусны, а времени, судя по всему, у них имелось с избытком.

      – Хочешь пить?

      Конечно, он хотел. Сколько он стоял на привязи? Час? Дольше? Местное солнце палило нещадно, даже у меня по спине струйки пота текли, что уж о нем говорить.

      И воду почуял.

      Подался вперед, потянулся к фляге, но отобрать не пытался. Поскуливал только.

      – Подожди немного.

      В последние недели я почти не тратилась, а фляга была невелика. Вода охотно отозвалась на просьбу. Разумеется, в чудо-зелье она не превратится – чудо-зелье вообще из человеческих сказок родом, – но боль приглушит и силенок хоть сколько, да прибавит.

      – Возьми. – Я вложила флягу в руки, помогла сжать пальцы и поднести к губам. – Осторожно. Не спеши. Я не буду забирать. Это все – тебе.

      Он пил жадно, но все же сдерживая себя. Не давился. Не расплескивал воду. Знает цену?

      Ну да, пытки бывают разными. Это я на своей шкуре усвоила.

      Осушив флягу, пес перевернул ее и вытряхнул последние капли на язык. О том, когда он в последний раз ел, можно было и не спрашивать.

      – Больше нет? Ничего. Сейчас мы пойдем в одно место, там воды много. Целый ручей. И еще заводь есть. Напьешься вдосталь.

      А я заодно попробую тебя отмыть и посмотрю, что еще сделать можно.

      Лес встретил меня прохладой и дружелюбным шелестом.

      – Я вернулась, – сказала я ему, касаясь шершавого листа.

      И молодой вяз затрепетал, делясь новостью с остальными: Эйо вернулась.

      Это ненадолго.

      Лес знал, что скоро я уйду, и печалился, роняя сухие серьги берез. Но у деревьев короткая память, и грустить подолгу они не умеют. Зато любопытны сверх меры. Тонкие ветки бересклета потянулись к моему спутнику, скользнули влажноватыми молодыми листочками по щеке и убрались.

      …чужой… мертвый…

      – Живой, –