Записки народного судьи Семена Бузыкина. Виктор Курочкин

Мелькает мысль, что, вероятно, цыгане стащили собаку у Сухореброва и продали Семенову. Я ухватываюсь за эту версию и пытаюсь выяснить, где и когда была куплена Семеновым лайка. Но это мне оказывается не под силу. Ответчик твердит одно и то же: «Брешуть». А Сухоребров внезапно все забывает, даже кличку своей собаки.

      Допрос же свидетелей окончательно все запутал. Их показания были так противоречивы и нелепы, что в этот день я сделал еще одно открытие: нигде и никто так не врет, как свидетель в суде.

      А несовершеннолетний свидетель Васятка Морозов насмешил меня, растрогал, вогнал в пот. Мне представлялся Васятка озорным веснушчатым курносым мальчонкой. И я был очень удивлен, когда около стола появился белобрысый верзила в огромной лохматой шапке из заячьей шкурки.

      – А шапку-то перед судом надо снимать, – заметил я.

      Васька стащил с головы шапку, подержал в одной руке, потом в другой, спрятал за спину.

      – Сколько же вам лет?

      Васька мгновенно нахлобучил шапку на голову, но, опомнившись, опять поспешно снял ее, зажал в руках и растерянно замигал. Я повторил вопрос. Васька уронил свою шапку, торопливо схватил и спрятал за спину. Я понял, что все внимание у свидетеля сосредоточено на шапке, она мешает ему не только думать, но даже мало-мальски соображать. Я приказал Ваське положить шапку на скамейку. Но это не привело к лучшему. Без шапки он совсем растерялся и, растопырив руки, как затравленный зверек, смотрел на меня ошалелыми от страха глазами.

      – Василий Морозов, сколько вам лет? – в третий раз спросил я.

      Васька глотнул воздух и выпалил:

      – Не знаю… – и, испугавшись своего голоса, густо покраснел и поддернул ладонью нос.

      – Как же ты не знаешь, сколько тебе лет?

      Теперь у Васьки покраснели шея и уши, и он, набычившись, буркнул:

      – Сколько нам лет, не знаю. А мне шешнадцатый.

      Я понял, что говорить с Васькой на «вы» – только зря терять время.

      – Ты знаешь эту собаку?

      Свидетель радостно кивнул головой.

      – Чья же она?

      – Дяди-Петина.

      – Какого?

      – Да вот этого, – и Васька ткнул пальцем в сторону Сухореброва.

      – Почему ты так утверждаешь?

      – Не знаю.

      – Фу-ты, черт возьми, – прошептал я и почувствовал, что меня начинает трясти, но сдержал себя и спросил как можно мягче: – Вы раньше видали ее у Сухореброва?

      – Видали.

      – Кто «видали»?

      – Да я.

      – Так бы и говорил, что видал, – процедил я сквозь зубы, злясь не столько на свидетеля, сколько на себя, на свои вопросы, на свое неумение вести допрос. – Когда ты ее видел?

      – Давно, – ответил Васька и от себя добавил: – Я тогда еще с ней играл.

      Это проливало кое-какой свет, и я обеими руками ухватился за наивное Васькино признание.

      – Как же ты с ней играл?

      Васька широко и глупо заулыбался.

      – Положу на спину и давай брюхо щекотать, а она визжит и кусается.

      – А