Хана. Аннабель. Рэйвен. Алекс (сборник). Лорен Оливер

приятных ощущений.

      – Расслабься, Хана, – бормочет Стив.

      Он целует меня в шею, и я пытаюсь отдаться теплу, перетекающему из груди в живот. Но я не могу перестать задавать мучающие меня вопросы.

      – Что с нами?

      Стив отодвигается и трет глаза.

      – Хана, ты… – начинает он, и сам себя перебивает: – Ух, ты! Гляди! Светлячки!

      Я поворачиваю голову. Сперва я ничего не вижу. А чуть позже замечаю в воздухе крошечные белые огоньки. Искорки вспыхивают, меркнут и образуют гипнотический узор света и угасания.

      Внезапно я ловлю себя на том, что смеюсь. Я хватаю Стива за руку.

      – Возможно, это знак! – восклицаю я.

      – Ага, – соглашается Стив и опять наклоняется ко мне.

      Мой вопрос остается без ответа.

      Глава третья

      Я просыпаюсь от слепящих солнечных лучей – вчера вечером я забыла задернуть шторы. Голова раскалывается. Во рту – мерзкий привкус. Я неуклюже тащусь в ванную, чищу зубы и умываюсь. Выпрямившись, я вижу сине-фиолетовое пятно у себя на шее, прямо под правым ухом, маленькое созвездие поврежденных и лопнувших капилляров.

      Стив наградил меня поцелуем дьявола!

      Нас всегда проверяли в школе: нам полагалось выстроиться в ряд, подобрав волосы, а миссис Бринн осматривала груди, шеи, ключицы и плечи учениц. Поцелуй дьявола – примета противозаконного поступка, а также симптом болезни, которая растекается по телу. В прошлом году Уиллоу Маркс поймали в парке Диринг-Оукс с неисцеленным парнем. За ней вроде бы следили несколько недель после того, как ее мать заметила поцелуй дьявола на предплечье своей дочери. Уиллоу забрали из школы для исцеления, на восемь месяцев до назначенной процедуры, и с тех пор я ее не видела.

      Я обшариваю шкафчик в ванной, нахожу старый тюбик тонального крема и желтоватый консилер. Я накладываю косметику слой за слоем, пока поцелуй не превращается в голубоватое пятно на коже. Потом я собираю волосы в небрежный пучок над правым ухом. В течение ближайших дней мне придется соблюдать осторожность. Я несу на себе метку болезни. Эта идея одновременно и пугает, и щекочет мои нервы.

      Мои родители уже внизу на кухне. Отец смотрит утренние новости. Хотя сегодня воскресенье, он в рабочем костюме и ест овсянку стоя. Мать болтает по телефону – точнее, наматывает провод на палец и временами издает утвердительные междометия. Я сразу же понимаю, что она наверняка разговаривает с Минни Филлипс. Отец предпочитает телевизор, ну а мать, если хочет узнать что-то новенькое, звонит Минни. Миссис Филлипс работает в бюро записи актов гражданского состояния, а ее муж – полицейский, и они осведомлены о всех событиях Портленда.

      Почти обо всех.

      Я думаю о вчерашнем вечере, о темных комнатах, заполненных неисцеленными. Они прикасались друг к другу, шептались, дышали одним воздухом – и меня охватывает гордость.

      – Утро, Хана, – произносит папа, не отрывая взгляда от телеэкрана.

      – Доброе утро.

      Я проскальзываю за стол, предусмотрительно держась левым боком к отцу, и набираю в тарелку