Рубин королевы. Жюльетта Бенцони

к ущербу, который нам нанесли…

      – Простите, что возражаю вам, госпожа герцогиня, но факты и свидетельства, которые мне удалось собрать, говорят не в пользу вашего… вашего подзащитного.

      Слово было выбрано неудачно. Донья Ана грозно нахмурила бровь:

      – Я никого не защищаю, сударь! Просто благодаря чистой случайности могу предоставить вам неопровержимые доказательства. Когда мы ужинали, маркиза Лас Марисмас пришла испросить у ее величества королевы разрешения уйти для князя Морозини, у которого начался острый приступ невралгии. Затем она вызвала экипаж, и князя отвезли в отель. Чуть позже я попросила свою секретаршу, донью Инес Авиеро, принести мне шаль. Она исполнила мою просьбу. И донья Инес утверждает категорически: когда она шла по гостиной мимо портрета, тот был на месте.

      – Она могла не заметить пропажи. Когда привыкаешь всегда видеть какой-то предмет на одном и том же месте, случается, что…

      – Только не с доньей Инес! У нее наметанный глаз, и ничто не может ускользнуть от ее бдительного взора, ни одна деталь. Можете спросить у нее самой, я прикажу позвать…

      – Если она так в этом уверена, почему же ничего не сказала, когда я допрашивал ее?

      – Вы ее об этом не спросили, – ответила герцогиня с неуязвимой логикой. – Впрочем, и мне донья Инес не сразу сказала о том, что видела портрет на своем месте около часа ночи. Только когда мы остались одни вчера вечером и стали припоминать все детали. Поскольку князь покинул нас примерно в половине первого, выводы делайте сами.

      Тон герцогини не допускал возражений, и скромный полицейский, сидевший перед одной из самых знатных дам Испании, не мог поставить ее слова под сомнение, как бы ему того ни хотелось. Он съежился, втянув бычью голову в массивные плечи, и, казалось, не решался встать. Донья Ана милосердно выдержала паузу, давая полицейскому время, чтобы переварить разочарование, и добавила уже гораздо более мягко:

      – Будьте добры поставить в известность маркиза Фуенте Салида обо всем, что я только что сказала.

      Гутиерес вздрогнул, словно пробудившись от сна, и не без усилия поднялся.

      – Сеньор маркиз все равно завтра не пришел бы. Перед тем, как явиться сюда, я заходил к его кузену, у которого он останавливается, приезжая в Севилью, и мне сказали, что он уже уехал.

      – Как?! – возмутилась герцогиня. – Выдвинул ложное обвинение и сбежал? Вот лучшее доказательство того, что он действовал лишь из личной неприязни и это просто злобный выпад.

      – Я скорее склонен видеть в его поспешном отъезде желание сэкономить, – предположил комиссар, надеясь таким образом защитить важную персону. – Маркиз воспользовался случаем добраться до Мадрида с королевской свитой, и благодаря этому поездка ничего ему не будет стоить.

      Морозини расхохотался.

      – Быть может, он попросту пересмотрел свое суждение, – снисходительно заметил он. – Что до меня, все хорошо, что хорошо кончается, и я теперь смогу заняться собственным отъездом.

      Он