Побасёнки. Браво. Владимир Ганзенко

измучился, третью ночь уже не спит – вот и наговорил ерунды с три короба. Да вы прилягте, вы успокойтесь…

      ШИЗ Н. В.: – Нет, нет, не могу… Он прав, прав! Всё пустое… И я ведь знал, знал… Ни для кого! Пустяки, публика… Ах, Фёдор Михалыч! Как это тяжело – своё, кровное губить, но я-то чувствовал – не к добру это, нет, нет, всё пустое… (затихает)

      ШИЗ Ф. М.: – Довели. Опять «Мёртвые души» вспомнил. Жестокий вы человек, о себе только думаете.

      ШИЗОФРЕНИК: – Ах ты, господи… Надо же так… Может, «скорую» вызвать?

      ШИЗ М. А.: – И в смерти покоя нет. Не повезло нам, товарищи. Но, думается мне, не стали бы вы ни с кем судьбой меняться, так, Фёдор Михалыч?

      ШИЗ Ф. М. (задумчиво): – Даже если бы было сие возможно… Но старика жаль.

      ШИЗ М. А.: – Ничего. У него сильная, русская душа. Я, признаться, завидую ему иногда. Мне выдалось по-другому…

      ШИЗОФРЕНИК: – А мне умирать – как в колодец. Никто не вспомнит. Страшно…

      ШИЗ Ф. М.: – В бога не веруете, в себя не веруете – поделом вам, молодой человек!

      ШИЗ М. А.: – Не судите, Фёдор Михалыч. Мне тоже было страшно.

      ШИЗ Ф. М.: – Вам, Михал Афанасьич? Вот уж напрасно! Да неужто вы себя с этим психом сравниваете?