Побасёнки. Браво. Владимир Ганзенко

нигилизма. Неглупый вроде человек, неплохой писатель… Неужели не понимаете значения своего труда? Это совесть, понимаете? Совесть общества. Потому и читают, что от своей совести никуда не денешься. За то и славят, что самим признаваться не приходится.

      ШИЗ Н. В.: – Нет, не так. Рукоплескания не много значат и готовы служить всему наградой: актёр ли постигнет всю тайну души и сердца человека, танцор ли добьётся умения выводить вензеля ногами, фокусник ли – всем им гремит рукоплесканье! Голова ли думает, сердце ли чувствует, звучит ли глубина души, работают ли ноги, или руки перевёртывают стаканы – всё покрывается равными плесками. Но, боже! Сколько проходит ежедневно людей, для которых нет вовсе высокого в мире! Всё, что ни творилось вдохновеньем, для них пустяки и побасёнки; создания Шекспира для них побасёнки, святые движения души – для них побасёнки…

      ШИЗ Ф. М.: – Помнится мне, это из ваших сочинений. Как там это… Ага! «Протекли веки, города и народы снеслись и исчезли с лица земли, как дым унеслось всё, что было, – а побасёнки живут и повторяются поныне, и внемлют им мудрые цари, глубокие правители, прекрасный старец и полный благородного стремления юноша…» Весьма точно сказано, Николай Васильевич.

      ШИЗ Н. В. (не без гордости): – Вздор, всё вздор. Но, однако же, читают…

      ШИЗОФРЕНИК: – С ума с вами сойдешь! И читают, и издают, и памятники им ставят – всё мало! Обязательно надо в душу залезть, всё там перелопатить и наружу вытряхнуть. Ну не всё ли вам равно, господа, отчего вас читают? Радоваться должны! Как дети малые, ей-богу…

      ^{Шизофреник бросается на кровать и затыкает уши руками.}

      ^Пауза.

      ШИЗ Н. В.: – Экий скверный характер у человека. В разговор встрянет, да ещё и обругает. Спал бы себе.

      ШИЗ Ф. М.: – Его можно понять. Всё-таки он из-за нашего брата, писателя, свихнулся…

      ШИЗ Н. В.: – А вы говорите – читать! Вот, пожалуйте, – дочитался!

      ШИЗ Ф. М.: – Ну, это ещё не пример. Подумаешь, один из миллиона свихнулся.

      ШИЗ Н. В.: – Вы ещё молодой, вам должно быть стыдно так говорить! Душа любого человека бесценна, губить душу – великий грех! А вы прямо как Раскольников какой-то рассуждаете… Нехорошо, сударь мой.

      ШИЗ Ф. М.: – А сколько нашими с вами трудами душ спасено? Не считали? И не сосчитаете! Да что нашими! А Александр Сергеич? «Глаголом жги сердца людей!» Михал Юрьич, Лев Николаич, Михал Афанасьич…

      ШИЗОФРЕНИК: Невозможный какой-то бред. Ну при чём тут Михал Афанасьич? Вы его вообще знать не должны. Вы, между прочим, умерли к тому времени.

      ШИЗ Ф. М.: – Эка невидаль – умерли! Человек смертен, а дела живут! А ведь не для того писали, чтобы славы снискать, а потому, что молчать не сумели. Не могли пройти мимо кривды, несправедливости, отчаянья человеческого, сердцем за всех болели…

      ШИЗОФРЕНИК: – Надо же, какое бескорыстие! Пожалели, значит, сироток. Благородство фонтаном прёт, идеи гуманизма так и хлещут! Одного почитал – хорошо! Другого – ещё лучше! Непротивление злу насилием, возлюби всех подряд и облобызай, одному помоги, другому посочувствуй, злодея накажи и от награды в кусты спрячься, так, да?

      ШИЗ Н. В.: