Левый глаз. Андрей Плеханов

и не стоит психовать, сходить с ума и впадать в предобморочное состояние.

      Не бывает такого. Просто быть не может. Если бы только рожки… Выпуклые уплотнения теменных костей черепа, не описанные ни в одном из справочных пособий, ни у Медведева, ни у Демидова, ни даже у Ромеро. И хрен бы с ними, с рожками. Но вдобавок к тому – рудимент хвоста… какой там рудимент, самый настоящий хвост, состоящий как минимум из десяти малых позвонков, продолжающих копчик. Весело виляющий хвостик, оснащенный длинными нитями, кои неизбежно приходится трактовать как волосы, подобные лошадиным. А еще – кривые ножки, которые очень хочется назвать деформированными, но вовсе они не деформированы, просто форма у них такая – не человеческая, а звериная. Точнее, козлиная. И заканчиваются они, как и положено, раздвоенными копытцами.

      Во всем виноват Экзофтальмик.

      Лишь вчера Паша вступил в разговор с ним в супермаркете, а сегодня нарвался на продолжение галлюцинации. Что это еще, если не бред наяву – ну как можно поверить, что в матке обычной женщины (ну пусть необычной, пусть в коме, пусть…) бултыхается эмбрион козлоногого сатира. Плавает себе, сосет палец, машет ручкой, и, кажется, даже улыбается.

      Существовал простой способ убедиться в том, что все происходящее – наваждение. Позвать кого-нибудь из коллег и продемонстрировать им эхограмму. Однако Павел никого не стал звать. Вместо этого он нацепил на датчик насадку для трехмерной реконструкции, сделал несколько срезов, записал их на видеокассету, сунул ее в карман халата и выключил аппарат. Исследование закончилось.

      – Ну что там? – спросил Топыркин, когда Павел заглянул в ординаторскую.

      – Ничего особенного, – сказал Паша, подавляя предательскую дрожь в голосе. – Плод живой пока, срок тридцать пять недель, без пороков.

      – Значит, не шибко недоношенный?

      – Не шибко. Должен выжить. Что дальше делать будете?

      – Подождем еще четыре дня. Если что, кесарево всегда сделать успеем. Не мамашу, так хоть ребенка спасем.

      – А у нее самой какие шансы?

      – Почти никаких, – Топыркин развел руками. – Обширный инсульт в бассейне левой мозговой артерии. А лечить мы ее как следует не можем – опять же из-за плода, чтоб не угробить его. Такие вот дела.

      – Понятно, – буркнул Мятликов. – Значит, завтра я снова приду посмотреть – после трех, когда свободнее буду. А сейчас побегу.

      – Что, замучили пациенты? – Топыркин сочувственно качнул головой. – Сбились в стаю, окружили кольцом и терзают, вырывают из бедного Паши мясо кусками, да еще и обещают при этом пожаловаться президенту Путину?

      – Еще как терзают, – согласился Паша.

* * *

      В полчетвертого, когда очередь наконец-то истаяла, испарилась из коридора, Паша включил приставку для трехмерной реконструкции, вставил кассету в видеомагнитофон и обработал данные. Создал объемное изображение того, что наблюдал сегодня в реанимации утром. Результат не слишком