Шахидка с голубыми глазами. Андрей Дышев

неподдельный пациент его отделения. Может быть, единственный в своем роде.

      – Эй! – крикнул он. – А какой диагноз?

      – Попытка суицида, – с достоинством ответил я.

      – Вот что, больной!! – обеспокоился врач, догнал меня и схватил за рукав. – С суицидом мы сразу не выписываем.

      Я оттолкнул его и независимой походкой приблизился к двери. Дернул за ручку и только тогда увидел огромный амбарный замок.

      – Я же говорю: сразу не выписываем, – повторил за моей спиной врач.

      Мы вынесли из палаты крепко спящего больного с угасающими рефлексами, которому было все равно где спать, и положили его на каталке в коридоре. Я занял его место. Несмотря на то, что койка оказалась мне мала и я был вынужден просунуть ноги между прутьев спинки, заснул я быстро. Кошмары меня не мучили, если не считать навязчивого сна, в котором я беспрестанно пил холодное пиво и все никак не мог напиться.

      Утром ко мне пожаловал психиатр. Это был мелкий, тщедушный юноша с длинным носом и большим ртом, что делало его похожим на Буратино. Над верхней губой у него росли тоненькие черные усики. Было похоже, что психиатр попил из кружки чернил, да забыл утереться. Его небольшая шишкастая голова была гордо вскинута, а смоляные брови сведены к переносице, где тихонечко и срастались. Вид у молодого человека был очень серьезный. Добросовестность прямо-таки перла из него.

      – Моя фамилия Лампасов! – первым делом сказал он, стремительно зайдя в палату, при этом полы его белого халата развевались, как бурка у Чапаева во время атаки. – Где у вас тут можно помыть руки?

      – Смотря чем вы собираетесь их мыть, – замысловато ответил я.

      Психиатр призадумался и решил не развивать эту тему. Он взял стул, поставил его рядом с моей койкой, на которой я протирал глаза после сна, сел и принял позу роденовского «Мыслителя». В этой позе он провел некоторое время, внимательно изучая меня. Дольше всего его взгляд задержался на альпинистской обвязке, которая по-прежнему была на мне, так как я не раздевался на ночь. Психиатр, как непосвященный человек, наверняка принял эту ленточную конструкцию для страховки за трусы стриптизера, почему-то надетые поверх спортивных брюк.

      – Знаете, что сказал Камю о смысле жизни? «Основной вопрос философии – стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить?» – произнес он, подпирая острую челюсть костистым кулачком. Должно быть, с этой фразы он всегда начинал свои беседы с психами. – Признайтесь, что сейчас вы жалеете о содеянном.

      – Ничуть, – ответил я и скрипнул пружинами.

      – Вы хотите сказать, что мысли о самоубийстве продолжают отравлять ваше сознание?

      – Я вовсе не хотел сводить счеты с жизнью, – признался я.

      – А зачем же вы полезли по стене дома?

      Мне пришлось повторить ту же сакраментальную фразу, которую я уже говорил милиционерам:

      – Вам этого не понять. – Подумал и добавил: – И вообще, вы, наверное, зря пришли.

      – Не думаю, что зря, – многозначительно произнес психиатр, закинул ногу за ногу и сложил