История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 4. Джованни Джакомо Казанова

не мог предположить, что будет в этом участвовать.

      – Я понимаю, что этот спектакль может доставить ему большое удовольствие; но, не имея возможности тобою овладеть, когда природа потребует этого, что он будет делать?

      – Это его дело. Он, впрочем, может уйти, если ему надоест, а также может спать, но если ты будешь вести себя естественно, ему понравится.

      – Я буду естественен, за исключением того, что буду более вежлив.

      Никакой вежливости, дорогой, потому что таким образом ты потеряешь естественности. Откуда ты взял, что двое влюбленных, охваченных любовным порывом, будут думать о вежливости?

      – Ты права, сердце мое; но нужна же некоторая деликатность.

      – Оставь. Будь таким, как всегда. Твое письмо мне понравилось. Ты все правильно изложил.

      М. М. была со своими волосами, но причесана небрежно. Стеганое платье небесно голубого цвета составляло весь ее наряд. В ушах ее были бриллиантовые сережки, шея была обнажена. Шелковая газовая косынка с серебряной нитью, накинутая небрежно, позволяла любоваться красотой ее груди и белизной ее кожи по контрасту с ее платьем. Она была обута в домашние туфли. Ее лицо, неуверенное и слегка улыбающееся, казалось, говорило: «Я та, кого ты любишь». Что было необычным и мне чрезвычайно понравилось, были румяна, наложенные так, как это делают дамы при дворе в Версале. Привлекательность этой окраски состоит в той небрежности, с которой она накладывается на щеки. Не стремятся, чтобы эта окраска выглядела естественно, ее накладывают, чтобы доставить удовольствие глазам, которые видят знаки страсти, которые обещают им умопомрачение и неистовство любви. Она сказала, что использовала румяна, чтобы доставить удовольствие своему другу, который их любит. Я ответил, что по этому пристрастию я предполагаю в нем француза. При этих словах он сделала мне знак: друг пришел. С этого момента комедия началась.

      – Чем больше я смотрю на твое лицо, тем больше хочу стать твоим супругом.

      – Говорят, что он был некрасив.

      – Так говорят; но заслуживает ли он быть рогоносцем? мы будем работать над этим всю ночь. Я пребываю в целибате уже восемь дней, но мне надо поесть, потому что у меня в животе только чашка шоколада и белки от шести свежих яиц, что я съел в салате, заправленном маслом из Лукки и уксусом «четырех воров».

      – Ты должно быть болен.

      – Да; но я себя хорошо почувствую, когда выделю их, по одному за раз, в твою влюбленную душу.

      – Я не верю, что ты нуждаешься во фрустрации.

      – Кто же сможет в этом нуждаться рядом с тобой; но я испытываю обоснованный страх, потому что если мне случиться дать осечку, мне придется застрелиться.

      – Что значит дать осечку?

      – Дать осечку, это, фигурально выражаясь, значит пропустить свой выстрел. По-простому, это, когда, при желании застрелить врага, капсюль не срабатывает. У меня случилась осечка.

      – Теперь я тебя понимаю. Разумеется, мой дорогой брюнет, это будет несчастье, но непонятно, зачем тебе стреляться.

      – Но что ты делаешь?

      – Я