Расплата. Цена дружбы. Ярослав Зуев

от лейкемии, и чаша, какую заставляло хлебнуть НКВД, проехала мимо чудесным образом.

* * *

      В ночь на двадцать второе Шаров вечером вернулся домой, пообещав, что воскресенье непременно проведет с семьей.

      – На природу выберемся, – сказал майор, целуя Соню в висок, – с утра. А сегодня… – он взял ее за ягодицу.

      – Я тебе воды нагрела… искупаешься.

      Около четырех утра Шаров приподнялся в полумраке на локте. Голова спросонья казалась чугунной.

      – Соня, – позвал Шаров хрипло, – ты слышишь?

      Жена, пробормотав нечто невразумительное, перевернулась на другой бок. Зевнув, Шаров сбросил одеяло и, шлепая босыми ступнями, вышел на полутемное крыльцо, прихватив по пути пачку «Казбека». Смял мундштук и закурил, прислушиваясь к нарастающему гулу.

      «Что за ерунда, все-таки? Откуда такая силища прет?!» — Теперь сомнений не было. С запада надвигался многоголосый хор авиационных моторов, накатывая волнами и нарастая с каждой минутой. Пока Шарапов ломал голову, откуда это возвращаются наши, светлеющее небо усеял плотный рой серебристых точек, а гул перешел в рев. Он так и остался стоять, приоткрыв рот и вцепившись в перила, когда к реву прибавился омерзительный вой, издаваемый стабилизаторами при пикировании.

      – Не понял, – пробормотал майор, роняя папиросу. – Елки-палки…

      Соня, в спальне, потянула на себя одеяло, особенно привлекательное по утрам. Совсем неподалеку ухнуло так, что посыпались стекла. Нинка немедленно проснулась и захныкала. Соня уселась на постели, безумно тараща глаза. Дверь распахнулась, в комнату влетел Шаров.

      – Одевайся!

      – Что? – пролепетала Соня, прикованная тяжестью в мочевом пузыре. – Что это, Гриша?!

      – Война.

      Рядом снова бабахнуло. С потолка посыпалась штукатурка. Нина заревела навзрыд.

      – Собирай документы, деньги и вещи! – не своим голосом завопил Шаров. Он прыгал по комнате на одной ноге, пытаясь просунуть вторую в галифе. Пока, без особого успеха. Соня, как чумная, заметалась, не зная, за что хвататься. Мысли путались. Шаров, совладав с галифе, натянул через голову гимнастерку.

      – Где фуражка?

      – Я не знаю! – взвизгнула Соня.

      – А, черт с ней! – он босиком нырнул в сапоги. Накручивать портянки было некогда. Это грозило нехилыми мозолями впоследствии, с другой стороны, до мозолей еще требовалось дожить.

      – Планшет?! – надрывался Шаров, а пол вибрировал, как при землетрясении. Бомбы рвались без перерыва. Понятие «ковровое бомбометание» еще не вошло в военные справочники, но то, чему подвергся городок, не отличалось в лучшую сторону. Воздух пропах гарью, камни и комья барабанили по стенам. В осиротевший проем окна с визгом влетел осколок и прошил ковер с медведями. С полок посыпалась посуда.

      «Сервиз жалко, – совершенно некстати подумала Соня. Шаров рванул к выходу.

      – Ты куда?! – взвыла Соня, понимая, что сейчас он исчезнет. И выкручивайся, как знаешь, сама.

      – На аэродром! Бери паспорт, Нинку и к штабу.

      – Почему к штабу?! – закричала Соня, но он уже бежал по двору.