Ночь – мой дом. Деннис Лихэйн

мертвы, а остальные – на пути к могиле.

      Когда Флоранс Феррель допела свою арию, он поднял взгляд на антресоли и увидел Альберта Уайта. По правую руку от него стояла жена, дама средних лет, тонкая как тростинка, без всякого лишнего веса, свойственного богатым матронам. Крупнее всего у нее были глаза, Джо хорошо видел их даже с того места, где стоял. Глаза навыкате, с безумным выражением, которое не покидало их, даже когда она улыбалась чему-то, что Альберт говорил хихикающему мэру Керли, сумевшему пробраться наверх с бокалом скотча.

      Джо пошарил глазами по балкону и обнаружил Эмму. На ней было серебристое обтягивающее платье, она стояла в толпе возле железного ограждения, держа в левой руке бокал шампанского. При этом освещении ее кожа выглядела алебастрово-бледной, а сама она казалась очень одинокой, подавленной каким-то тайным горем. Вот, значит, она какая, когда не знает, что он на нее смотрит! Может быть, в ее сердце оставила след какая-то потеря, о которой не скажешь словами? Несколько мгновений он даже опасался, как бы она не прыгнула с балкона, но тут ее болезненное выражение сменилось улыбкой. И он понял, откуда взялась эта печаль на ее лице: она не думала, что когда-нибудь увидит его снова.

      Улыбка стала шире, и она прикрыла ее рукой, той же, в которой держала шампанское, так что бокал накренился и несколько капель упало вниз, в толпу. Один из мужчин поднял взгляд и потрогал темя. Дородная дама вытерла лоб, а потом несколько раз моргнула правым глазом.

      Эмма отодвинулась от ограждения и слегка наклонила голову в сторону лестницы в его части вестибюля. Джо кивнул. Она отошла от перил.

      Он потерял ее из виду среди верхней толпы, протискиваясь через нижнюю. Он успел заметить, что большинство репортеров на антресолях носят шляпы сдвинутыми на затылок, а галстучные узлы у них скособочены. Так что он тоже сдвинул шляпу назад и расслабил галстук, пробиваясь через скопление людей перед лестницей.

      Прямо на него бежал полисмен Дональд Белински, призрак, каким-то образом восставший со дна пруда, соскобливший обгорелую плоть с костей и теперь семенивший вниз по лестнице прямо навстречу Джо. Те же светлые волосы, те же прыщи, те же до смешного красные губы и белесые глаза. Нет, погоди, этот парень потолще, и его светлые волосы уже начали редеть, к тому же отдают в рыжину. И хотя Джо видел Белински только лежащим на спине, он был почти уверен, что при жизни коп превосходил этого человека ростом, а может, и пах получше: от этого несло луком, Джо почувствовал это, когда слишком сблизился с ним на лестнице. Глаза парня сузились, он смахнул со лба клок маслянистых рыжеватых волос, в другой руке он держал шляпу, а в его поплиновой ленте торчала карточка «Бостон экзаминер». В самый последний момент Джо отступил в сторону, и мужчина сделал неопределенное движение шляпой.

      – Извините, – произнес Джо.

      – Это я виноват, – отозвался тот.

      Джо поднимался по лестнице, чувствуя на себе его взгляд и поражаясь собственной глупости: как это его угораздило