Больше чем просто дом (сборник). Френсис Скотт Фицджеральд

оставила на лице грязные потеки.

      – Если они не примут Алиду, мне они больше не семья, – прошептал он.

      Вещи были уже собраны, когда в комнату вошла его мать.

      – Ты не можешь вот так взять и уехать, – упавшим голосом промолвила она.

      – Я неплохо устроюсь в Университетском клубе.

      – Но в этом нет нужды. Тебя здесь никто не беспокоит. Ты можешь делать все, что пожелаешь.

      – Однако не могу привести сюда Алиду.

      – Твой отец…

      – К черту отца! – крикнул он яростно.

      Мать присела на кровать рядом с ним.

      – Останься, Форрест. Я обещаю, что не буду больше с тобой спорить. Только останься.

      – Я не могу.

      – А я не могу тебя отпустить! Можно подумать, мы тебя выгоняем, хотя это не так!

      – Ты хотела сказать: «Люди могут подумать, что мы тебя выгоняем».

      – Я не это имела в виду.

      – Нет, именно это. И вам с отцом на самом деле наплевать на моральный облик Чонси Риккера.

      – Это неправда, Форрест. Я ненавижу людей, которые совершают бесчестные поступки и нарушают закон. Мой отец никогда не допустил бы Чонси Риккера…

      – Сейчас речь не о твоем отце, а о том, что ни тебя, ни папу нисколько не волнуют сами по себе делишки Риккера. Могу поспорить, вы даже толком не знаете, что именно он натворил.

      – Конечно, я это знаю. Он украл какие-то деньги и бежал за границу, а когда вернулся, его посадили в тюрьму.

      – Его посадили за неуважение к суду.

      – Ну вот, теперь ты его уже защищаешь, Форрест.

      – Вовсе нет! Терпеть не могу старого мошенника. Но меня потрясло то, что и мой отец оказался беспринципным человеком. Он и его приятели за глаза поливают грязью Чонси Риккера, но, когда встал вопрос о его членстве в клубе, у них духу не хватило выступить против.

      – Но это же пустяк.

      – Нет, не пустяк. Для людей отцовского поколения не существует таких принципов, которыми они не смогли бы поступиться. Не понимаю, почему это так, но это так. Я всегда готов простить честное заблуждение, но я не готов выслушивать нотации от людей, чьи моральные устои – всего лишь фикция.

      Мать подавленно молчала, сознавая его правоту. Они с мужем, как и все их друзья, были людьми принципиальными разве что на словах. Они могли быть хорошими или плохими по своей природе; зачастую они придерживались правил поведения, усвоенных еще в юные годы, но ни в ком из них не было той спокойной уверенности, какую она наблюдала в своих отце и деде. Ей казалось, что это как-то связано с религией. И одних лишь благих намерений было явно недостаточно для обретения такой уверенности.

      Служанка объявила о прибытии такси.

      – Пришлите Ольсена за моим багажом, – сказал ей Форрест и затем повернулся к матери: – Я оставляю машину и ключи, беру только одежду. Надеюсь, место в отцовской конторе пока остается за мной?

      – Форрест, не говори так! Неужели ты думаешь, что твой отец лишит тебя куска хлеба, что бы ты ни совершил?

      – Подобные