Последний закон Ньютона. Владимир Перцов

где у этого гада калечащие части, кроме советских профсоюзов?!

      Давид молчит. Его мысли возле тридцати восьми миллионов, которые он вроде бы получил на Берлинском биеннале за плакат по технике безопасности при работе с жареными семечками. Крики Кулайчука возвращают его в грешную мастерскую, и они уже вдвоем долго смотрят на фотографию свекольного комбайна, которую Кулайчук по случаю вырезал из женского журнала. Сопя и обвиняя друг друга в некомпетентности, они ищут, которую из движущихся частей комбайна должно считать опасной, а на какой можно ехать домой. Остановились. Снова закуривают: получается полная чушь! Получается, что самая агрессивная часть комбайна находится сзади. Ругаются. Припоминают друг другу будущие обиды. Давид на правах главного свекловода отстаивает реализм в искусстве, в данном случае ногу.

      – Если ты подставил ногу под движущуюся часть, – кричит он, размахивая линейкой, – ты, как честный человек, должен предупредить всех, особенно молодежь: не подставляй ногу, у тебя их всего две! Два раза подставишь, а что потом?!

      – А я что предлагаю?! А я что предлагаю?! – кричит раскрасневшийся Кулайчук и доказывает, что по законам современного искусства нужно изображать человека не непосредственно под движущимся предметом, а в некоей идее! Например, в виде астрального тела, покидающего туловище незадачливого колхозника! – Сейчас же все грамотные, – кричит он, имея в первую очередь себя!

      – Какое такое тело?! – смутно говорит Давид. – Наша задача предупредить неосторожного путника. Сверхзадача – сохранить быстро тающее поголовье сельхоз работников. Нам за это деньги платят!

      – За поголовье?!

      – Я тебя убью, – говорит Давид с пугающим спокойствием. – И мне уже ничего не будет, потому что мне уже все равно!

      Давид старше Кулайчука на десять лет и тяжелее на двадцать килограммов. Кулайчук это все быстро комбинирует, и любовь к жизни вытесняет принципы.

      – Давай пойдем от обратного, – примирительно говорит он. – Давай призывать не прохожего, а самое комбайнера.

      Давид тупо:

      – В смысле комбайнера?!

      Кулайчук ответственно:

      – «Водитель, не наезжай движущейся частью на все, что хоть отдаленно не напоминает кочан сахарной свеклы!»

      Давид садится и из последних сил пытается вникнуть в предложенную формулу. Видно, что он на грани умственного обморока. Его спасает приход Когосова. Когосов – старейшина и жуткий авторитет в области плаката. Измученные междоусобицей авторы бросаются к нему.

      Давид:

      – Леня, помири нас, а то я его убью!

      Опытный Леня внимательно рассматривает рабочий материал, затем фотографию, затем злых художников.

      – Ребята, – говорит он, – у вас ничего не выйдет!

      – Почему, – говорят ребята, – говори точно!

      – Потому, – говорит Когосов, – что это не свекольный комбайн, это угольный, где вы его взяли?

      Давид очень внимательно смотрит на худого Кулайчука.

      Кулайчук нервно:

      – Что ты на меня смотришь?! Леня, что он на меня смотрит, как три тополя на Плющиху?!

      Леня