Клад Василия Блаженного. Виктория Лисовская

Когда твоя вечно голодная мать давала тебя мне во служение, как она заливалась соловьем, что ты и работящий, и шустрый, и даже грамоте обучен! А когда надо, тебя вечно нет на месте! – изгалялся детина, тряся щупленького мальчугана.

      – Ну, дядя Прохор, я больше не буду! Я же на секундочку, я же одним глазком посмотреть – там наши войска вернулись из града Казанского! Такие все красивые, статные, я только на секундочку взглянул! – оправдывался мальчишка, извиваясь, пытаясь спастись от огромных ручищ мужика.

      – А кто работать будет, я тебя спрашиваю? Кто мне тут, на стройке, помогать будет? Или ты думаешь, я сам должен песок таскать! Ух, я тебя!

      – Ну, дядя Прохор!

      Но гроза уже миновала, Ваня знал, что дядя Прохор хотя и сердит на вид, но вполне отходчив, и если не открутил уши сразу, то теперь можно его и заболтать, и ничего страшного уже не будет.

      – Что там, воины вернулись из града Казанского? – почесав окладистую бороду, спросил Прохор.

      – Ой, вернулись, сейчас от Варваринских ворот ехали! Красивые все! Ой, какие! Я бы тоже в служивые пошел! – с воодушевлением начал рассказывать Ваня.

      – Куда ты пошел бы, сорванец?! Да я тебе сейчас точно уши откручу, а кто работать будет, если ты служить собрался? А ну иди сюда, иуда!

      Но мальчишка понуро повесил голову и принялся набирать в огромный жбан песок.

      – Ладно, Вань. Ты мне лучше скажи, что, действительно Казань взяли или народ брешет все? – спросил Прохор.

      – Вот те крест, взяли. Точно взяли. Я сам лично в толпе слышал, как обсуждали осаду града Казанского. Теперь точно – Казань наша. Бают, что царь-батюшка Иван Васильевич, многие лета царю, присоединил Казанское княжество к Московскому.

      – Многие лета царю. А татары местные чаво?

      – А чаво? Кто перебит, кто в полон взят, а кто теперь и в истинно христианскую веру перейдет, – откинул светлый чуб со лба грязной ладошкой мальчишка.

      – Да уж. Вот чудо чудное! По такому поводу и в кабак можно сходить чарочку-другую пропустить, – Прохор мечтательно улыбнулся в бороду, уже представляя, как терпкая и крепкая медовуха, которую гнал в соседнем кабаке старый прохиндей Пантелеич, уже плещется в его огромной кружке, а потом и в бездонном брюхе.

      Но работы меньше не становится, до кабака еще нужно было доделать фундамент церкви, которую по приказу самого царя-батюшки нужно было воздвигнуть на этом самом месте.

      А место-то проклятое, несмотря на близость к Кремлю, на рву происходят дурные дела. И шалят разбойники по ночам, скидывают в ров неугодных и зазевавшихся путников, а недавно рассказывали, что и чертовщина здесь появилась. Надо рвом стелется по утренней зорьке туман странный, а оттуда слышны крики и сатанинский хохот. Потому церковь здесь явно не помешает, может, дьявольские козни успокоит и лихих людей отпугнет?

      – Надо свечки Киприану поставить, в день его памяти Казанский град взяли-таки! О-хо-хо, – жалобно застонал старый Никодим.

      Он уже разменял пятый десяток, болячки всякие, хвори лихие преследовали