Клинок инквизиции. Диана Удовиченко

двигался быстро и ловко. Не дожидаясь, пока он приблизится, Дан с резким выдохом метнул нож.

      Лезвие глубоко вошло в глаз мечника. Человек стал медленно заваливаться назад.

      – Бинго! – победно завопил Дан.

      Зрители ответили испуганными криками.

      Дан подскочил, вырвал у раненого меч и пошел на оставшихся, бешено скалясь и выкрикивая отрывистые маты. Абсолютно голый, залитый кровью с ног до головы, он производил на людей сокрушительное впечатление. Никому не хотелось связываться, тем более что за спиной безумца уже валялись три покойника.

      Дану было плевать. Перед глазами вставал то трупик ребенка на кресте, то козломордый с занесенным ножом. Он врезался в толпу и принялся крошить направо и налево, не разбирая, кто перед ним – мужчина или женщина.

      Как испуганные овцы, оставшиеся в живых побежали к выходу, толкая и давя друг друга. Дан шел за ними, размахивая мечом, и каждый взмах стоил кому-нибудь головы.

      Вдруг взгляд его упал на одинокую, скорчившуюся в углу фигурку. Девчонка. Лет двенадцати на вид, босая, в простой белой рубахе на голое тело. Серебристые волосы распущены, рассыпаны по плечам. Она даже не пыталась бежать, только дрожала, всхлипывала и неотрывно смотрела на Дана. В круглых голубых глазах отражался ужас. Она настолько отличалась от сатанистов, что Дан позабыл о ярости, подошел, присел на корточки:

      – Ты что здесь делаешь?

      Девчонка затряслась еще сильнее, выдавила со всхлипом:

      – Ich verstehe nicht…[2]

      Опять немецкий. Да куда ж он попал-то, черт возьми? Дан с трудом наскреб в памяти несколько слов, спросил:

      – Шпрехен… ты… зи русиш? Как тебя зовут? Что ты здесь делаешь?

      Она затрясла белокурой головой:

      – Verstehe nicht… Verstehe nicht… Tцte mir nicht…[3]

      Дан заглянул ей в лицо, помахал ладонью перед глазами. Зрачки были сужены, не реагировали на движение, и, похоже, она плохо соображала. Находилась под воздействием какого-то наркотика? Ясно было одно: девчонка никакая не сектантка, скорее всего, такая же жертва, как он сам – неудавшаяся, к счастью.

      Он протянул руку:

      – Вставай, пошли отсюда.

      Девчонка взвизгнула, закрыла лицо ладонями, вжалась в холодную стену.

      – Ну да, – вспомнил Дан. – Я ж голый и весь в кровище… Погоди.

      Сначала он снял со стены распятие, осторожно положил на алтарь, коснулся тонкой шейки ребенка. Тот не дышал. Выматерившись, Дан подошел к мертвецу с ножом в глазнице, мысленно прикинул его габариты – штаны точно коротковаты, но ничего не поделаешь. Зато плащ хорош, плотный и теплый, подбитый мехом. Только сейчас он ощутил, какой холод стоит в часовне. Тряпки остальных были изрублены или пропитались кровью. Дан сдернул с мертвой женщины передник, наскоро обтерся, потом невозмутимо раздел покойника, натянул его одежду, подпоясался. Проделывая все это, мысленно гадал, где он оказался. Ничего, кроме идиотского предположения,

2

Я не понимаю (нем.).

3

Не понимаю… Не понимаю… Не убивай меня… (нем.)