Юрьев день. Станислав Хабаров

вчера.

      Вслушиваясь в разговор, Маэстро понял, что представитель приемки действительно «сочинял» на них докладную. И это поразило его.

      В буфете было прохладно и пахло боржоми и консервированными томатами. За стойкой трудилась девушка с оголенными худыми руками. Личико у неё было свеженькое, с особенной матовой кожей. Такие можно увидеть в молочных магазинах у молоденьких продавщиц. Когда она хмурилась или улыбалась, то личико морщилось, и появлялась складочка у рта, и получалось точно сложная жизнь прожита, и мудрость во лбу наморщенном и складочке у рта.

      – Наденька, – сказал Славка с ухмылочкой, – бутылку холодненькой.

      – Холодной нет, – ответила девушка.

      – А кто у вас холодильник отнял?

      – Никто, он выдохся.

      – Ну, такую давай.

      Они отошли в дальний угол, к окну.

      – Избалованы они тут, – сказал Славка. – Сто мужчин и одна девушка. Отвечает лишь в силу служебной необходимости, а останови её в нерабочее время, взглянет как на телеграфный столб.

      Комната буфета была велика, но посетители переговаривались из разных концов и впечатление от размеров пропадало.

      Длинный испытатель появился в дверях и ему закричали:

      – Привет Михвас.

      – Здорово, кум.

      – Кому кум, – отвечал не сердясь испытатель, – а кому и Кумыцкий Михаил Васильевич.

      – А мне, – засмеялся военный, сидевший за отдельным столиком, – и просто Михвас.

      – Кто это? – шепотом спросил Маэстро.

      – Кумыцкий. Здешняя знаменитость. Кудесник, золотые руки, собачий нос.

      Жил-поживал себе беззаботно и весело, пока жену у него из-под носа не увели. Такую грех не увести. Красивая женщина, и ужас в том, что не уехала никуда. На площадке торчит.

      Маэстро внимательно взглянул, а венный спросил:

      – Как жизнь молодая?

      – Отлично по производственным показателям, – ответил испытатель, – и отсутствует по личным. На танцы третью субботу не хожу. А твой половой вопрос?

      – Крашу, – огорченно вздохнул военный. – Сохнет проклятый. В коридоре волдырями пошёл. Перекрашивать нужно.

      – А почему не паркет?

      – Сразу видно: холостяк. В нашем-то климате. Только крашенные. Протёр тряпочкой и ажур.

      Кумыцкий взглянул на буфетную девушку, и она кивнула ему, и подошёл к столику Славки с Маэстро.

      – Водичку пьёт, – остановился Кумыцкий, видимо имея ввиду Славку и сморщив лицо, – наслаждается.

      – Пью, можно сказать, с горя, – буркнул Славка на всякий случай. – А что?

      – Танцуй. Исчезли твои биения.

      Славка только плечами пожал. «Ну, и что? Самоустранился дефект. Хуже нет самоустраняющегося дефекта. Пропадёт и появится, когда ему заблагорассудится».

      – Исчезли твои биения, – повторил Кумыцкий. – Не понял? Исчезли с перерывом на обед.

      И они начали хохотать и пританцовывать и хлопать друг друга по плечу.

      – Сделали