«Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность. Стася Андриевская

обедом кормила, чаем поила. Он даже успел помочь моему отцу душ доделать. Теперь можно каждый день мыться! Приходи, думаю, мама не будет против. – Помолчала. – Лёшка классный, повезло тебе с ним.

      – Не поняла, он тебе нравится, что ли?

      – Конечно! Мама говорит, такие сейчас редкость, – она вдруг коснулась моего плеча. – Люд, да я не в этом смысле, даже не думай! Он просто сидел тут на ступеньках, как сирота…

      – Угу. А ты пригрела. Понятно, чё… – Я захлопнула учебник. В груди уже бушевал ураган, мозги отключились. – Наташ, у него маленький, не советую даже пробовать!

      Она отдёрнула руку.

      – Люд, ты чего? Я… у меня и в мыслях не было!

      Чёрт. Пожалуй, действительно перегнула. Бывает так – ляпнешь сдуру, а потом клянёшь себя почём зря.

      – Блин, извини, Наташ… Я дура, – я закрыла глаза, осознав вдруг, как сильно устала. – Такой день сегодня дебильный…

      – Хочешь вафлю?

      – Чего?..

      – Вафлю! Ты сейчас чаю попей, и сразу легче станет! Будешь?

      Ещё, помимо дружности и основательности, семейство Барбашиных восхищало меня приветливостью и щедростью. Даже их мелкий, которому было около полутора лет, при встрече широко и доверчиво улыбался и протягивал свою соску. От этого даже тётя Зина-самогонщица таяла. А когда дяде Серёже выдавали в счёт зарплаты растительное масло или консервы, они почему-то обязательно угощали всех соседей по крылу. А нам с матерью так вообще этой осенью ни с того ни с сего подарили два больших мешка картошки. Это было не жизненно важно, учитывая, что мать регулярно подворовывала её у себя на работе, но чертовски приятно! Барбашины напоминали мне живительный источник из доброй сказки – всё, к чему они прикасались, оживало, преображалось к лучшему. И Наташка пошла в родителей – тоже живая вода. Если честно, я даже не знала, как себя с ней вести.

      – Нет, спасибо, я после шести не ем.

      – Серьёзно? Но у тебя и так очень хорошая фигура, Люд! Очень хорошая! А вот мне надо завязывать со сладким, на физру уже стыдно ходить…

      Я встала, закинула сумку на плечо.

      – Стыдно – не ходи!

      – Подожди, там Лёша тебе записку оставил, видела?

      – Где – там?

      – Тёте Тане отдал.

      В груди у меня ёкнуло: может, это он написал что-то такое, отчего мать взбесилась?

      – Кстати, ты случайно не помнишь темы докладов по бухучёту?

      Я остановилась уже на пороге. Спокойно, Кобыркова. Оставайся человеком!

      – Сейчас гляну…

      Зачитала ей список, но Наташка, помешивая кашку, ничего не запомнила. Пришлось оторвать кусок полей от чьей-то забытой газеты, лезть за ручкой… Во внутреннем кармашке сумки, там, где обычно лежали мои пишущие принадлежности и всякие заначки, не оказалось Денисовых денег. Вот тут уж в груди не просто ёкнуло – сердце оборвалось!

      – У меня… ручки…

      – А, точно! Лёшка ею писал, тётя Таня ему давала. Ну ладно тогда. Завтра скажешь.

      – Угу…

      Я ещё пару раз перерыла всю сумку, перетряхнула учебники