Исповедь одинокого мужчины. Вячеслав Ландышев

В этом контексте меня больше беспокоила реакция прапорщика, если я вернусь к нему один. Несомненно, получу от него нагоняй, потому что он говнистый малый и ему лишь бы был случай докопаться до подчиненного и облить его ушатом грязи и трехэтажного мата. Но, с другой стороны, я полностью понимал этого солдата, которого в свое двадцатилетие, в первый по-настоящему круглый юбилей, заставили сидеть и работать в части. Раб и бесправный человек даже в свое 20-летие. Грустно.

      – На. Вон туда, за гаражи беги. И мотай сразу в часть, мы сегодня будем до девяти вечера патрулировать улицы и второй раз я тебя, если увижу, догоню и не отпущу, – сказал я и протянул Игорю военный билет.

      – Спасибо, братишка. Большое тебе спасибо.

      Он забрал военный билет и искренне протянул мне руку для пожатия. Я пожал его руку, ничего не говоря, но смотря ему в глаза.

      – Возьми водку, отдашь прапору, скажешь, что я обронил, – предложил он алкоголь еще раз.

      – Обойдется прапор. Не заслуживает он такого благородного напитка, – улыбнулся я в ответ.

      – Спасибо, – сказал Игорь еще раз и быстро пошел за гаражи.

      Я возвратился с понурой головой к прапорщику. Он стоял с солдатом на перекрестке метрах в ста от гаражей.

      – Ну что, спортсмен, упустил нарушителя? – злобно спросил прапор.

      – Да, потерял. Он где-то между гаражами юркнул. Не нашел его.

      – Тебе бы, блин, только писарем в штабе работать, – задел он меня, намекая на мою работу в штабе батальона.

      Я покраснел от гнева, но в ответ ничего не сказал. Не положено оправдываться, когда тебя отчитывает старший по званию. Пункт первый Устава Советской армии гласит: «Командир всегда прав», а пункт второй – «Если командир не прав, читай пункт первый». Когда тебя отчитывает командование, то ты должен стоять, молчать и ждать приговора. А потом ответить «есть» и бежать с радостью выполнять распоряжение. Твое мнение, твои оправдания никого не интересуют. Наш командир роты солдатам часто говорил: «Если мне нужно будет ваше мнение, я вам его скажу». Это красивое выражение можно сделать девизом всей Советской армии как тоталитарной системы управления.

* * *

      Вечером после возвращения из патруля у меня было хреновое настроение. Я не жалел, что отпустил Игоря, но расстроился из-за оскорбительных слов прапорщика, который был не намного старше меня, ему было лет 25–27. Прапор был к тому же худеньким и слабеньким, небольшого роста, а синяки под глазами и красноватый цвет лица указывали на то, что парень каждый вечер выпивает по меньшей мере полбутылки водки. Да и тупой он еще был ко всему прочему. На гражданке я бы его и в устном споре, и тем более в драке одолел бы легко, а в армии этот тупица мог безнаказанно унижать меня, пользуясь своей властью и неприкосновенностью.

      Но судьба, она как шкура зебры, с чередованием белых и черных полос. Главное, как сказал, если не ошибаюсь, Джон Локк, это ползти по этой шкуре зебры поперек, а не вдоль. А то как залезешь на черную полосу и пойдешь по ней вдоль, то белым окажется только свет в конце