Дань псам. Том 1. Стивен Эриксон

сдавила его сердце воля владыки Аномандра.

      Силанн утер глаза.

      – Владыка, куда мы?

      – В храм.

      – Туда нельзя! Женщины… они… сошли с ума!..

      – Я знаю, жрец, что их мучит.

      – Верховная жрица…

      – Мне нет до нее дела. – Аномандр замер и обернулся. – Как тебя зовут?

      – Коннест Силанн, послушник третьей ступени. Владыка, прошу…

      Но воитель прервал его взмахом чешуйчатой, когтистой руки и пошел дальше.

      – Во всех бедах этого дня, Коннест Силанн, виновна Мать Тьма.

      Именно тут юный послушник понял замысел Владыки. Действительно, Аномандру нужна его помощь – его душа, Матерь помилуй, – чтобы открыть проход на Незримую дорогу.

      И там Сын встанет перед Матерью. Высокий, несгибаемый, бесстрашный. Он не убоится ни ее, ни собственного гнева. Да, буря только начинается…

      Коннест Силанн сидел у себя в комнате – холодном каменном мешке, похожем на склеп. Перед ним стол, на столе – небольшая масляная лампа, свидетельство слабеющего зрения и пятна Света на душе, настолько застарелого и сросшегося со шрамами, что не отличается от кожи.

      Одна из радостей старика – возможность переживать воспоминания о прошлом, воскрешать в плоти и костях мгновения юности, когда в суставах еще не поселилась боль, когда хрупкие истины еще не ослабили скелет и не согнули его.

      – Держи проход открытым, Коннест Силанн. Она обрушит на тебя всю свою злость, попытается выдворить меня, закрыться. Но ты не уступай, держись.

      – Но, владыка, я поклялся ей жизнью.

      – И в чем смысл этой клятвы, если Мать нельзя призвать к ответу за ее деяния?

      – Но она сотворила нас, владыка!

      – Да, именно за это ей и придется ответить.

      Юность – пора горячих суждений. С возрастом пламень угасает. Уверенность слабеет. Мечты об искуплении вянут, так и не созрев. Кто в состоянии оспорить эту больную истину? Они прошагали через цитадель, полную трупов, вскрытых и выпотрошенных. Вражда, соперничество и взаимные обиды неудержимо рвались на свободу, как внутренности. Рождение хаоса было болезненным и кровавым, и теперь младенец с горящим взглядом сидел среди истерзанных игрушек.

      Дурак всегда оказывается ведомым. Всегда. Он пойдет за первым, кто позовет. Он с трусливым облегчением уступит другому право думать за него, решать, выбирать путь. Так и Коннест Силанн шел по окровавленным, пахнущим смертью коридорам, в двух шагах позади Аномандра.

      – Коннест Силанн, ты выполнишь мою просьбу?

      – Да, владыка.

      – Выдержишь?

      – Выдержу.

      – Когда придет день, ты дождешься меня?

      – Какой день, владыка?

      – День, когда всему настанет конец, Коннест. Ты дождешься меня?

      – Я пообещал выдержать – значит, выдержу.

      – Что ж, друг, тогда держись. И жди. Когда настанет тот день, ты предашь меня. Нет, нет, никаких возражений. Ты поймешь, когда наступит нужный момент. Ты узнаешь его.

      Видимо,